Крылов одел в чёрное пальто, а Алису нарядили в белое детское
пальто, белую шапку и тёплые ботинки.
Я спокойно пошёл на улицу, пока Михаил с дочерью на руках топал
за мной.
На первом этаже чинили окно, выбитое Эйр. Диван уже куда-то
утащили.
— Это место слишком опасно для Алисы, — хмуро произнёс Михаил. —
Отдай мне дочь, и мы исчезнем навсегда!
— Не при Алисе, Михаил, — покачал я головой.
— Папа? — спросила девочка.
Я пошёл в сторону всё ещё не замёрзшего озера и присел на
скамейку. Алиса не стояла на месте и явно была рада тому, что может
побыть с отцом на улице. Она начала катать маленького снеговика, и
Михаил не смог устоять, также присоединяясь.
Наблюдая за ними, я почувствовал тоску глубоко внутри. Не по мне
это, держать его взаперти, хоть и понимаю, что Крылов может
натворить дел, если его отпустить. Он всё ещё считает нас
врагами.
Весело смеясь, эти двое сначала катали снеговика, а потом играли
в снежки. Даже непривычно видеть Михаила таким. Раньше он всегда
был собран и словно сжатая пружина, а сейчас смеётся.
Возможно, что из-за потери памяти, из-за того, что он, хоть и не
сознательно, но всё же отпустил все свои проблемы, ему сейчас
намного проще принимать дочь.
В прошлом он не мог думать ни о чём другом, кроме как о том,
чтобы обеспечить ей лучшее будущее. А теперь всё это стёрто, и он
просто тоскует и радуется. Да, у него появились новые проблемы, но
старых не осталось…
Резвились они долго, и я даже присоединился к ним под конец,
показывая «магию». А именно то, что лепил снежки, не касаясь
снега.
Всё ровно как тогда, когда я показал подобный трюк Ане, но
только с пламенем.
Сидением в замке мы не ограничились и с моего разрешения Михаил
«покатал» дочку. По воздуху, на своих крыльях.
Так мы провели часа два, а после Алиса явно устала и начала
засыпать. Она столько энергии потратила на всё это, что у неё
никаких сил и не осталось.
Её увели горничные, а я повёл Михаила вниз, в его «комнату».
Когда мы вошли внутрь, я спросил:
— Михаил, что скрывается за той рунной связкой?
Крылов, стоящий ко мне спиной, замер, и так стоял какое-то
время, а потом обернулся, внимательно разглядывая меня.
— Ты попытался открыть её? — спросил он.
— Нет, — ответил я, присаживаясь в кресло. — Но кое-кто
попытался. И даже больше, он смог нарисовать три из пяти.