Людмила, увидев меня, загорелась взглядом, расплылась в улыбке. Кажется, ей доложили, что это теперь моя головная боль, которая вообще-то не входит в мои обязанности!
— Платон Альбертович, — Людмила сдержано улыбнулась, протянула мне три папки «новобранцев».
Она отошла, и я решил рассмотреть свежую кровь, которую скоро смешают с ядом Никольского. Первый — худощавый блондинчик в очках и явно переглаженой сиреневой рубашке. Второй — с медными волосами и крупными веснушками, почему-то вызвал улыбку, но я удержался от вольностей. А вот третий, точнее третья, оказалась женщиной с тёмно-русой шевелюрой. Она стояла спиной, опершись ладонями на стол. Прям не троица, а «Виа-Гра» недоделанная. Три, мать его, реки, которые попали в океан Никольских. Смех, да и только.
— Вам плохо? — шагнул к той, кто даже не удосужилась повернуться, когда задал вопрос. Она тяжело дышала и что-то бормотала. — Девушка.
— Это лишь глюки, — услышал я чётко шёпотом.
— Извините, — похлопал по плечу девушку. Она вся сжалась и медленно повернулась ко мне. Увидев эти неестественно синие глаза, пошатнулся. Только однажды я видел такой взгляд. — Мара.
— Тоха, — на выдохе выпалила она.
А я настолько забылся, что не сразу опомнился, где нахожусь. Не сразу заметил, как моя ладонь переместилась с её плеча на шею, которая пряталась за белой блузкой. Как вторая ладонь потянулась к её повисшей прядке волос, которая вечно падала ей на глаза. И я самолично собирал их в хвостик на макушке, называя её пальмочкой.
— Столько лет, Мара. Господи.
— Ты настоящий, — на выдохе и с опаской прошептала девушка, пошатнувшись. — Ужас какой!
3. Глава 2. Тоха
Тринадцать лет назад…
Что может быть хуже, чем осознание, что ты никому нахрен не сдался со своими проблемами? Правильно, одиночество.
Когда мой отец принял решение сбагрить нас с сестрицей в загородный дом, полностью обеспеченный прислугой, поварами и даже чёртовой «домоправительницей в брюках», чтобы не наседали на него после смерти мамы, я утопал в принятии того, что в этой семье стал лишним. Агата постоянно пропадает со своими новыми подружками, которых вечно тащит в наш дом. Возможно, я единственный, кто вообще спустя два месяца не может перестать думать о том, что мама покончила с собой. Я недоумевал, как можно так легко прервать свою жизнь… Бросить всех. Думать только о себе. Смерть мамы изменила меня, тормознула со свистом. Понял, что живу неправильно. Все тусовки и прочая дичь стали противны.