– Фу какой ты мокрый, –
скривился управляющий, вытирая испачканную ладонь чистой салфеткой.
– Не мог что ли нормально обсушиться?
– Извините, – прохрипел я, вжимаясь в
стену.
– Ладно, не трясись,
прощаю. На-ка водички глотни, а то вон как запыхался
– грудь ходуном ходит.
– Спасибо, – выдохнул я,
обеими руками принял из когтистой лапы стакан и залпом выпил до
дна.
– Ну вот, совсем другое дело,
сразу щеки порозовели, – похвалил управляющий. Забрал пустой
стакан, и, как заправский бармен, тут же по-хозяйски ополоснул под
струей в раковине.
– Все. Кроме воды, здесь ничего
больше предложить не могу. Профукал ты завтрак. А у нас, сам
знаешь, с этим строго.
Я понурился и тяжело вздохнул.
– Ладно, не кисни. Не дам тебе с
голоду сдохнуть. Сейчас чего-нибудь сообразим… Ага! Очень кстати.
Как раз то, что надо, – трунг ухмыльнулся. – У девятого
столика с подноса только что сорвалась тарелка овсянки. Каша
расплескалась по полу – чем не завтрак. Ведь у такого
отличного полотера, как ты, пол содержится в идеальной чистоте? Не
так ли?
– Так, – обреченно кивнул я.
– Тогда живо дуй туда, и все,
как следует, вылижи.
– Слушаюсь.
– А ну стоять! Куда ведро
поволок?
– Так вы же сами велели…
– Ведро оставь, в этот раз оно
тебе не понадобится. Кашу с пола будешь слизывать языком. Заодно и
проверишь так ли он чист. – Не удержавшись, управляющий от
души расхохотался. – Получится отменный завтрак для тебя и
роскошное представление для клиентов. Можешь не благодарить.
Ступай, жри кашу. И не смей помогать себе руками. Собирать с пола
овсянку разрешаю исключительно языком. Выделяю на перекус
десять минут. Ну?! Чего стоишь?! Бегом жрать кашу, время пошло!
Понаблюдав какое-то время за вдруг
разговорившимся хозяином и сгорбившимся в рабском полупоклоне
человеком, варанья морда презрительно фыркнула, нырнула обратно в
тарелку и, присоединившись к сиамской близняшке, продолжила
дожирать мой завтрак. Чересчур самоуверенный Сгурса слишком быстро
притупил бдительность и жестоко за это поплатился.
Мой жалкий вид запуганного маленького
человечка на самом деле был лишь ширмой, скрывающей целый ураган
кипевших внутри страстей. Унизительное предложение управляющего
переполнило чашу терпения и стало тем маленьким камешком, что своим
падением запускает сход гигантской лавины. Издевка послужила
толчком к зарождению волны праведного гнева, которая в считанные
секунда разрослась до размеров цунами и затопила инстинкт
самосохранения.