– Это дверь черного хода,
– деловито пояснил трунг, первым перешагивая порог.
– Шикарный ход, – не
удержался от комментария, ступая следом.
Мы оказались на узкой железной
площадке лестничного пролета, с которой вверх и вниз разбегались
лестничные марши.
– Нам туда, – объявил
Злюфа, концом хвоста указывая на верхний марш.
Я стал подниматься по высоким
ступеням, трунг же на секунду задержался на площадке, мазком хвоста
возвращая дверь на место.
– Я умышлено не повел тебя через
общий зал, чтобы лишний раз не мозолить глаза Рчифе, – пояснил
Злюфа, нагнав меня на втором лестничном марше.
Еще через семь маршей утомительного
подъема, на очередной лестничной площадке запыхавшийся трунг цапнул
меня за майку и удержал на месте. А на возмущенное:
– Эй, ты чего?!
С трудом переводя дух, смог лишь
молча ткнуть когтистым пальцем в имеющуюся на площадке дверь.
Я повернул ручку, рывком распахнул
дверь и впервые за долгое время плена вздохнул жаркий уличный
воздух.
За дверью обнаружилась большая
площадка, размером с гандбольное поле, из такого же, как увиденные
в окно дома, черного, не бликующего на солнце стекла. На стеклянной
площадке в ряд стояли три летательных аппарата, два однотипных:
цилиндрической формы серый и оранжевый, и один, тот самый подробно
рассмотренный мной в окно, грушеподобный, в серую и зеленую
полоску.
Первым моим впечатлением от
открывшейся взору площадки было ощущение, что казался на крыше
дома, а уходящая выше лестница черного хода вела на чердак. Но,
задрав голову вверх, обнаружил, что площадка на самом деле была
лишь встроена в стену гигантского небоскреба. На примерно десяти
метровой высоте над площадкой нависал черный стеклянный потолок
уходящего дальше ввысь здания.
О предназначении такой встроенной
площадки догадаться было несложно, по всей видимости, она
использовалась для стоянки личного транспорта проживающих по
близости жильцов.
– Уф, – пыхнул сзади трунг, которому,
наконец, удалось отдышаться. – Ненавижу эту лестницу! Думал,
сдохну! Нужно было все же к лифтам пройти. Правда, это изрядный
крюк. Но… Ты чего застыл на пороге?! – выплеснул на меня
накопившееся раздражение. – Хватит попусту пялиться. Проходи,
давай. Наш полосатый.
– Что полосатый? – удивился я, выходя
на открытую стеклянную площадку и окунаясь в удушливую сухость и
жару распаленного полуденным солнцем города.