- Бога ради, мисс Софи, угомонитесь? Прямо на себя не похожи, будто кто подменил. Ступайте уже за сёстрами к каретному двору и ждите там, когда из имения пришлют экипаж.
- Не проще ли нанять кэб? Какой смысл торчать здесь не известно сколько времени?
- Не проще, мисс Софи! У меня каждое пенни на счету и под расписку! А ещё мне нужно будет отослать телеграмму в Леонбург, вашим родителям, а это тоже не из дешёвых удовольствий.
- Уму не постижимо! Путешествовать с тобой ещё хуже, чем с маменькой, не говоря о восхитительном довеске в лице сиротки Эвы. Это лето я бесспорно запомню весьма надолго!
- МИСС СОФИ! А вы это куда собрались, мисс Эвелин?
Да никуда она не собралась! Просто ей уже порядком осточертело быть последней темой всеобщего обсуждения и публичным зрелищем портового «бомонда». А ещё Эву не переставали изводит мысли о молодом грузчике, который должен был вот-вот сделать очередную ходку из грузового трюма обратно сюда.
Хорошо, что ещё не началась полная разгрузка парохода, и ей посчастливилось пережить данное унижение с минимальными потерями. Чёрт с ним с саквояжем! Лили и без того позаботится о его сохранности и куда лучше его хозяйки. Ей просто надо было сбежать, хоть куда-нибудь, лишь бы не здесь и не под прицелом непристойно внимательных глаз молодого грузчика. Хотя бы несколько минут в почти безлюдном месте (если удастся таковое найти) и пока у неё хватает сил на быстрый шаг. Она не заслужила такого и не после изнурительного путешествия, закончившегося хрупкой надеждой на иную жизнь в ином городе, которая была безжалостно раздавлена острым каблучком Софии Клеменс.
Какая надежда? На что? На новые унижения? На новую боль и новый комплект изводящих страхов?
На что вообще было можно рассчитывать в компании тех, для кого ты все эти годы считалась навязанной обузой и раздражающим бельмом на глазу? Если в Леонбурге присутствие дяди Джерома и тётушки Джулии могло гарантировать хоть какую-ту мнимую защиту, то здесь и сейчас Эва стала воплощением открытой мишени для любого, кому стрельнет в голову идеей отыграться на ней в полную силу своих накопившихся «обид». И случай с саквояжем – далеко не единичный и скорее являлся символом заложенного начала предстоящей череде подобных унижений и неминуемых падений. Это был тупик – стопроцентный и необратимый. Она чувствовала это, как никогда, слишком остро и глубоко, когда желание разжать пальцы и сорваться без борьбы в ледяную пропасть собственной гибели перекрывало любые зачатки светлых мыслей и тщедушных надежд. Разве что не хватало одной незначительной детали – пропасть была только в голове и жизни девушки сейчас ничего не угрожало.