Возможно, это неестественная, не по возрасту, серьезность Лауры. Она почти не улыбается. А если и улыбается, то чуть растягивает губы в улыбке. Возможно, какая-то странная ее отстраненность. Словно она не здесь, не сейчас, не с тобой. Есть в ней трогательная беззащитность, этакая хрупкая ломкость и полное отсутствие напора, что в современных женщинах, несомненно, редкость. Женщины сейчас целеустремленные до агрессии, точно знающие, чего хотят, умеющие поддержать любую беседу. Лаура не то чтобы не умеет. Она словно не считает нужным это делать. Как человек, который точно знает, что никому не нравится и его мнение никому не интересно. Ничего хорошего с ним уже не случится, и поэтому он спокоен.
Матвей не раз видел таких людей. Никто из окружающих не догадывался, что у них на душе. Они ходили на работу, ели, пили, делали покупки. Но внутри себя точно знали: всё тщетно, ничего хорошего уже не случится.
С одной стороны, таких пациентов Матвей боялся больше всего. С другой, их душевное состояние было вызовом ему, как психотерапевту. Он обязан был их встряхнуть, пробудить, заставить жить, даже если пациенту уже давно не хочется.
Потому что только один человек имел право так себя вести и чувствовать: он сам. Депрессии у него не было никогда. Он просто давно знал, что все эти эмоции и чувства для него лишь пустой звук. Матвей ничего не чувствовал. Поэтому с таким интересом копался в голове у других. И никому не позволял делать это с собой. После того случая, когда один раз в жизни впустил чужого человека в свои мысли, в свою жизнь.
Матвей сжал зубы. Нет, больше он такой ошибки не допустит. Он, как бог, управлял другими, сам оставаясь беспристрастным. Трудно ли быть богом? Нет, если закрываться от молитв страждущих. Матвей там, наверху. Они внизу, в океане своих страстей. Помогать им выплыть он всегда был готов. Участвовать в заплыве – нет уж, увольте.
– Матвей, давай проясним один деликатный момент: я не позволю тебе решать за меня, с кем мне встречаться и когда, – спокойно произнесла Лаура таким отстраненным тоном, словно говорила не о себе, а о другом человеке.
Да что же такое-то? Где ее злость? Где досада, потому что свидание сорвалось и виноват в этом он, Матвей? Как робот: тихо, мерно, занудно произносит заданный алгоритмом текст. Это очень плохо. Для него совсем скверно. Деньги деньгами, наука наукой, но нельзя топить человека, который уже сам тонет.