- Я поняла, — рассеянно кивнув, выдавила из себя. - Буду иметь это ввиду.
В конце концов, расстались мы у первого поворота, за которым и пряталась нужная мне дверь. От помощи служанки я отказалась, намереваясь как можно скорее спрятаться за непроницаемыми, каменными стенами и хорошенько все обдумать. Мне до сих пор было тяжело верить в то, что сказанное Тристаном являлось истиной, пусть и столь неподъемной. Нет, подобные вещи необходимо как следует переварить, удостовериться, что и я не сошла с ума...
Но стоило мне оказаться внутри тихой комнаты, освещенной тусклым, свечным пламенем, как я едва смогла удержаться на ногах, опустившись прямо у входа и оперевшись спиной на закрытую дверь. Только сейчас я смогла чуть задрать подол платья, более усердно вглядываясь в свои изувеченные ноги. Порезы, начавшие заживать рваные раны и глубокие царапины, словно мне приходилось прорываться через колючий терн, или оказаться в ванне с битым стеклом. Наверное, когда-то эти ноги выглядели довольно неплохо и некоторые участки бледной, почти алебастровой кожи без единого изъяна, могли напоминать об этом. Но что произошло со мной в действительности? Через какие ужасы мне довелось пройти, чтобы обрести шрамы, обещающие остаться со мной до конца жизни? Вопросов было слишком много, но ни единого ответа, ни единой подсказки на краю своего потерянного сознания, я так и не находила. А стоило мне только постараться напрячь память, постараться услышать отголоски прошлого, как голову сковывал железный обруч, грозя обрушиться на меня очередной волной боли.
С трудом поднявшись, я медленно доковыляла до постели и, не помня себя от навалившейся вдруг усталости, рухнула на плотное одеяло прямо в одежде. Не было сил на то, чтобы снять платье, не было сил омыть водой лицо. И хотя Тристан был прав в том, что я, вероятно, выспалась на долгое время вперед, мои веки настойчиво смыкались, соблазняя меня на очередной, спасительный сон.
Последнее, что я запомнила перед тем, как окончательно кануть в небытие - изящная лепнина потолка, гипнотизирующая своими изгибами, тонкими, искусно выполненным линиями. А потом меня засосало в беспросветную черноту...
Легко ли было осознать, что я попала на задворки собственного сознания? Нет, все это больше походило на разбухшие от воды бумажные картины. Будто я смотрела через мутное, пыльное окно куда-то вдаль, но при этом ощущала в себе и радость, и волнение, и даже страх. И все казалось таким естественным, чему было невозможно противиться, и от чего нельзя было убежать.