- Кто это – шатун? Неупокоенный, который шатается? – не понял
он.
Марьяна смеётся.
- Конечно, шатается. Это если вот, скажем, косолапый помер, да
покою ему нет, и зима, холодно, вот он и шатается. Иногда всем
семейством своим – и батюшка-медведь, и матушка-медведица, и
медвежатки малые, только все неживые, одна шкура да кости. Я когда
впервые супротив такого вышла, думала, прямо там со страху концы
отдам.
- Но не отдали, - он улыбается.
И как же хорошо улыбается-то, прямо хочется смотреть и смотреть,
глаз не отводить. Марьяна тоже улыбается.
- Кто бы мне дал, - воспоминания греют. – Там же были все наши –
и Митька, и Бориска-князь, и Войтек, и Оленька, и Лёвка, и
другие…
Сразу вспоминается её самый первый сольный практический выход –
когда Оленька помогла, а Войтек с Лёвой добили вражин, и только
Коля Малинин дурачился и ничего не сделал. Эх, Коля-Коля…
Нет, не нужно вспоминать, не нужно.
- Не все остались живы? – понимает он.
- Да, - Марьяна дышит, просто дышит, чтобы не разреветься,
глупости это – реветь, только ещё не хватало, ей всегда говорили,
что нечего реветь магу-некроманту.
- Так есть, - говорит он, берёт её за руку и держит, просто
держит.
И почему-то ей не стыдно реветь перед ним, и она ревёт, впервые
с того мига, как очнулась здесь и узнала, что перемирие всё же
заключили, что она герой, а Савелий тоже, но – посмертно…
И она вовсе не понимает, как так выходит, но – он обхватывает её
своими руками, и гладит по голове, и шепчет что-то, наверное,
утешительное. Давно, ой как давно уже никто её не утешал. Может,
матушка? Когда Володька окаянный от неё отказался и с Зинкой уехал?
И матушка в самую Москву отправилась, чтобы ей рассказать да рядом
посидеть и за руку подержать, вот прямо как он сейчас? Или Оленька
– потом, в Сибирске, когда все они туда на практику прибыли? В
общем, давно.
- Всё пройдёт, Марианна, - говорит он. – Мы остались, и вы, и я.
И что ж теперь, не жить, что ли?
Она отдышалась, пошевелилась. Не дело это – с чужим мужчиной
обниматься, даже если и никто не видел. А вдруг видел, и расскажут
каким-нибудь его знакомым? Или его начальству? Или её начальству, и
что потом то начальство ей скажет? Вы, Марьяна Михайловна, тут по
делу, или по мужчинам?
Он, правда, руки-то сразу и опустил. И как-то это оказалось…
холодно. Странно, да – тёплым весенним вечером и холодно.