– Не знаю, – пожал плечами Егор. Кажется, разговор о фамилии ему не нравился. – Как обычно – от отца сыну.
– М-м-м… – многозначительно отозвалась я. Я прямо спинным мозгом почувствовала, что эта тема Егору не очень приятна. Интересно, почему? Какая-то семейная история, наверное… с огоньком. Примерно как у меня, ага. Мысль о том, что это может нас как-то… как-то сближать, показалась мне приятной. Или это просто вино с пузырьками, которое не шампанское, а другое, на меня так влияло.
– Слушай, Егор, – я не стала возражать, когда он подлил еще этого, с пузырьками. – А вот скажи мне… У тебя вроде машина такая… ну, крутая. А чего ты в нашем запростецком доме делаешь?
Он смотрел на меня, прищурившись.
– Считаешь, что крутая?
– Ну… – блин, вино казалось мне все вкуснее и вкуснее. – Не, я тебе честно скажу – я машины различаю только по цвету и по трем категориям – пиздюшки, джипы и остальные. И еще крутые. Вот у тебя… У тебя крутая. Нет?
Он хмыкнул. Покачал вино в бокале.
– Знаешь, я готов жить в спартанских условиях. Но не готов ездить на ведре с болтами.
Я долго осмысливала эту фразу. Это у него тут – спартанские условия? Нормальная квартира, у меня такая же. Все, что для жизни надо, имеется. Я вот очень рада, что у меня есть моя квартира. И что за нее не надо горбатиться в ипотеку. Ипотеку я вот вообще бы не потянула. А так – крыша над головой есть. Прекрасно же? Прекрасно! Я покосилась на пустую бутылку.
– Знаешь, Егор, я таки созрела для меренгового рулета,
– Отлично! – он улыбнулся и встал. – Тогда я ставлю чайник.
***
Я очень ответственно – правда, непонятно, с чего – отнесся к процедуре подготовки чаепития. Налил воды из кувшина с фильтром, включил чайник, долго смотрел на полку с чаями. На все три коробочки, угу. Черный, зеленый, другой зеленый. Решил заварить другой зеленый. Даже обварил заварочный чайник кипятком – как отец учил. Потом рулет на ломтики порезал – а он крошился, зараза. Леся притихла. Я отчего-то подумал, что она моей фигурой со стороны спины любуется, поэтому тоже молчал. Только спину держал ровно.
А когда все было готово, и я все же обернулся – то тут и обнаружилась причина молчания Леси.
Моя гостья уснула. Она устроилась с ногами в углу дивана – там же, где любил сидеть и я. Только поза у нее была другая, я обычно одну ногу сгибал в колене, другую согнутым коленом отводил в сторону, а пятку поджимал под себя. А Леся колени отвела в сторону, обе ноги поджала под себя, голову склонила на плечо. Пустой бокал едва держался в ее пальцах.