- Ой, девонька, так может, и ничего? – взглянула на меня эта добрая, добрая женщина. – Всё одно крыша над головой, и не голодом, он, конечно, не из чистюль, так это просто за ним смотреть некому, он женат-то и не был никогда, как Аксинья, матушка его, отдала богу душу, уж лет десять тому под рождество будет, так и живёт один-одинёшенек.
- Почему-то мне его предложение не внушает доверия и не кажется чем-то, особо хорошим.
- А у тебя есть и другие? – скептически поинтересовалась Матрёна Савельевна. – Тогда, конечно, выбирай. А то я с ним поговорю, поставим машинку у нас в дальней комнате, будешь там шить, он будет тебя отпускать. Хоть пару рубах ему сошьёшь, а то ходит так, будто у него она одна-единственная!
- Да ладно, поговорите вы, - отмахнулась я. – Кажется, вы уже хотели поговорить, да вот передумали, так? – я со вздохом взглянула ей в лицо, Матрёна Савельевна живенько уставилась в окно.
В конце концов, кто я ей? Не родня, не подруга, никто. С чего она будет заступаться за меня перед здешними шишками? Вот, не с чего, всё верно.
- Я, Оля, на свете не первый десяток лет живу. И знаю, когда можно голову поднять, а когда не следует. Особенно если у тебя самой дочери, и внучки, и случись с ними что – я себе до самой смерти не прощу. Да и ты сама, наверное, не вчера родилась, только вот где жила раньше – не пойму, что бойкая и колючая такая.
- Обычная я, и жила, как обычная, - вздохнула я. – Спасибо, что дали машинку. Мне это очень помогло.
Ещё и про городскую мастерскую рассказала, тоже польза. Сейчас, наверное, я пойду к Зимину, дождусь, пока освободится, и спрошу – как попадают в город. И нельзя ли где-нибудь найти какое-нибудь пальто и шапку, на улице-то снег лежит.
Матрёна ушла, а я сидела на своей кровати и смотрела в стену. Ну вот, а был неплохой вариант, между прочим. И что я буду делать, если и Зимин сейчас тоже скажет, что на тот берег не попасть, и ничего лучше жизни у Носова для меня сейчас никак невозможно?
Я подняла себя с кровати мысленным пинком и отправила в кабинет доктора. Постучалась, получила разрешение войти, и вошла. И увидела, что Зимин разговаривает… с дамой. Вот прямо дамой, не с Матрёной и не с Лушкой какой-нибудь, а в самом деле видно, что с дамой.
Дама седая и величественная, одета в чёрное, в шляпе, с тростью и ридикюлем. С интересом взглянула на меня. Как это мои соседки проморгали появление такой дамы?