– Ты знал?
Судя по тому, как напряглись его плечи, а пальцы впились в резину колёс инвалидной коляски, Юра сразу понял о чём речь. Он знал! Мой лучший друг, почти брат знал и молчал! Разочарование разливалось и заполняло меня, накрывало со скоростью цунами.
– Лина, ты промокла вся, тебе нужно переодеться.
– Знал? – голос предательски сорвался.
Как же так? Я смотрела в Юркины глаза и видела в них вину и жалость. Закрыла лицо руками и медленно съехала по стене на пол. Боль и обида разъедали внутренности, жгли кислотой. Юра, Юра! И это после того, через что мы прошли с тобой!
– Лина, сними мокрую обувь и куртку, простынешь. – Юра развернулся и поехал по коридору в сторону кухни. – Возьми в ванной полотенце, высуши волосы. Я сейчас сделаю горячий чай.
Чай? Какой чай? Какие волосы? Он издевается надо мной? Я корчусь от боли и обиды, а он чай предлагает?
– Пока не приведёшь себя в порядок, разговаривать не буду. – уже из кухни прокричал Юрка.
Хотелось хлопнуть дверью и уйти, но мне нужны были ответы и я послушно стянула промокшую куртку с плеч. Слишком хорошо я знала своего друга. Если Юрка сказал, значит, он так и сделает. Какие бои у нас с ним были на этой почве!
Я сняла промокшие насквозь кроссовки и носки, впихнула ноги в свои пушистые тёплые тапочки и поплелась на кухню, по пути прихватив полотенце из ванной и намотав его тюрбаном на волосы.
Юра заливал кипятком, ароматно пахнущий травами, чай. Действовал ловко и привычно. В на кухне всё было приспособлено под его нужды. Я сама занималась обустройством этой квартиры.
– Садись, через пять минут будет готов. – Юрка подъехал к столу и сняв с коленей вазочку с печеньем, поставил её передо мной.
– Ты давно знаешь? Когда Миша привёз её? – я была не в том состоянии, чтобы устраивать чайные посиделки. Мне нужна была правда. И то, что Юра начал рассказывать, просто убивало каждым словом.
– Месяц назад. – Юра оттолкнулся от стола, резко развернул коляску и покатился к раковине, рядом с которой на тумбе стояла сушилка для посуды. Кажется, ему сложно было смотреть мне в глаза, и он предпочёл создать видимость, что занят выбором чашки для меня. Серьёзно? В этом доме уже давно жила моя любимая тонкостенная Гирлянда, Юркой же мне и подаренная. Он знал мою слабость к изящному фарфору.
– Уже месяц? – разочарованно выдавила из себя. Я не узнавала свой голос. Глухой, убитый, задушенный.