Мне вдруг стало так тревожно, что я даже не заметила, как экипаж
миновал опасный участок горной дороги. А что, если Ратмир и в самом
деле заявится в Вышецк? Существуют ли для него какие-то границы?
Этот человек не побоялся бросить бомбу в покои государыни, зная,
что там будут женщины и ребенок. Но хватит ли ему наглости
проникнуть в дом, где живет дознаватель? Надеюсь, что нет.
И все же я не желала зла отцу моего сына. Меня вполне устраивал
расклад: я в Руане, он в Икшаре. Надеюсь, мы больше никогда не
встретимся. Я, конечно, могла рассказать все Георгу Павелевичу, но
этим точно подпишу смертный приговор Ратмиру. Прощу ли я себя за
это? Как жаль, что мне не с кем даже посоветоваться! Ни Ильяне, ни
Ефе нельзя ничего говорить. Да полно, есть ли в целом мире такой
человек, с которым я могу быть полностью откровенна?
Яркие полосатые халаты и такие нужные мне простыни уже не
радовали. Я забрала Ника, по дороге домой смиренно слушала его
восторженную болтовню, а дома, сославшись на усталость, спряталась
в своей спальне — в первую очередь от Туманова. Хорошо, конечно,
что он всегда поблизости. Хоть какая-то, но защита. Только б он ни
о чем не догадался! К счастью, дознаватель не умел читать мысли и
допрашивать меня не поспешил.
Что же мне делать? И почему во мне тлеет стремление увидеть
Ратмира вновь? Ох, эти его поцелуи! Я ведь с самого первого дня
желала его даже больше, чем Анатоля. Хотя Анатоля я любила три
долгих года, а с Ратмиром познакомилась в ресторане придорожной
гостиницы.
Хоть бы Долохов приехал, что ли! Он — лицо, почти не причастное
к тем неприятным событиям. И у него можно будет попросить совета и,
быть может, защиты. Я, конечно, Казимира Федотыча не люблю и
побаиваюсь, да и он считает меня вертихвосткой (вполне заслуженно,
кстати), но мужчина он надежный и, что самое главное, молчаливый.
Если я попрошу никому не говорить, то он меня не выдаст.
Дожили! Я до того растеряна, что готова обратиться к угрюмому
медведю, который запретил своей жене со мной общаться! Будь проклят
этот Снежин! Надо же было ему все испортить!
Запретив себе думать о неприятных вещах перед сном, я погасила
светильники. Скрипнула дверь, зашуршала одежда. Ник боялся спать
один и уже не первый раз приходил в мою постель. Я не спешила его
прогонять — это ж будет очередной скандал, рев, крики. Но и
поощрять такое поведение не собиралась, и поэтому притворилась, что
крепко сплю. А он лег с краешку и сразу же засопел. Я укрыла его
одеялом и тоже закрыла глаза. На этот раз присутствие сына было
даже кстати. Во сне я гордо отказала Ратмиру в любовных утехах,
ведь в моей постели — ребенок! Это аморально, в конце концов! Вон
из моих снов! За кого ты меня принимаешь?! Я, может быть, и не
самая хорошая мать, но сын мне очень дорог, и я не променяю его
даже на самого распрекрасного в мире мужчину.