— Ну как хотите, — он с интересом посмотрел на свои руки — так, сяк, на свет. Как будто маникюр рассматривает.
— Расскажите лучше, что там в Ковене. А то кормите меня «завтраками», вот — завтра наступило. Время есть, торопиться некуда.
— А что в Ковене?
— Алек, ты дурачка не строй, давай выкладывай.
— Как грубо…
Толкнула его коленкой. Поправила юбку, я всё-таки девочка аккуратная. Неагрессивная.
— Ты поговорил с Верховным, он уже знает, что ты больше не собака инквизиторская, — на меня посмотрели с возмущением, но я сделала вид, что не заметила, — значит и доверия к тебе нет. Уже ощутил на своей шкуре, каково это не иметь абсолютный доступ?
— Можно без животных ассоциаций? — Алек поморщился.
— А ты от ответа-то не увиливай.
— Я не увиливаю, — снова пихнула его коленкой. — Ощутил, ощутил. Посмотрел бланки доступов, из многих моё имя ушло, да и там, куда мне ещё можно заходить, за мной, так скажем, присматривают, — Алек пятернёй зачесал волосы, вздохнул. — Это, конечно, раздражает, но я уже понял, что даже мой «абсолютный» доступ абсолютным не был. Кажется, правду можно найти только в голове Верховного…
— А лоботомию у вас не практикуют?
— … или идти по горячим следам, — меня полностью проигнорировали. — В любом случае, в Ковене мне больше делать нечего, я отказался от работы.
— Уволился? — удивилась. Как-то эту часть я упустила из вида.
— Нет. Уволиться нельзя, но я договорился с командиром о неоплачиваемом бессрочном отпуске.
— А в чём разница?
— Я всё ещё «военнообязанный». При необходимости меня могут призвать на ликвидацию. Если бы я вышел в отставку, я бы, по крайней мере, был в резерве, резервников трогают в последнюю очередь, а полного увольнения в инквизиции вообще не предусмотрено. В общем, пока это терпит, вряд ли я теперь там хоть кому-то понадоблюсь, но я бы предпочёл избавиться от этой кабалы навсегда.
— Странно уже то, что тебе отпуск дали, это настоящая удача.
— У нас отличный командир — понимающий. Сошлись на том, что я стал пацифистом.
Беломор хохотнул.
— А ты стал? — спросила тихо.
— Не с моим послужным списком. И не с тем, что я видел.
Трудно не согласиться. Пацифизм в нашей ситуации — равно «эгоизм». Нельзя быть мягким там, где проявляют немыслимую жестокость. Просто нельзя.
Дверь открылась. В аудиторию вошёл Свят, сразу увидел Беломора, осмотрелся и наткнулся на мой в высшей степени обожающий взгляд.