– Я так и сделал, теперь во второй руке нет места.
– Карман? – предложила я.
– Там тоже. В обоих. Я поздно подумал, что сферы нужно будет куда-то сложить, торопился из-за аллергии.
– Выйти не пробовали и что-нибудь от аллергии принять?
– Милочка, вы будто с луны свалились, никогда тьморок не использовали? Он же тянется следом за теми, кто был рядом, когда раздавили капсу... Стойте! Если раздавите еще один…
Шевельнувшаяся я замерла с приподнятой ногой, едва касаясь пола мыском.
– Теперь только ждать, пока развеется, – пояснила темнота.
– Долго? – опасливо поинтересовалась я, стоять было неудобно, опорная нога возмущалась от дополнительной нагрузки.
– Где-то с полчаса, может больше. Теперь сложно сказать, вы раздавили точно такой же второй внутри первого. Ногу можно опустить на прежнее место.
– Вы меня видите?
– Да, но, как бы вам объяснить, очень оригинально.
– В каком смысле? – озадачилась я и тут же принялась представлять некое альтернативное зрение, лишающее одежд, и слегка смущаться. Белье на мне было не сказать, чтобы некрасивое, непривычное: шортики, чей скромный покрой компенсировался полупрозрачной кружевной тканью, и корсетик, довольно удобный. Два комплекта именно этих не платьев были в свертке с юбкой и блузкой, который положила мне в сумку служанка леди Даркести.
– Специфика доступного мне зрения в темноте позволяет различать плотные участки человеческого тела. У вас… изящный скелет.
Офонареть, как романтично… Приходите вы на рентген, а доктор вам, милочка, у вас такой богатый внутренний мир, особенно в области таз…
– …такой голос знакомый, – гудел во мраке работодатель. – Как вас зовут?
– Лиза.
– Как интересно, – в гудении добавилось романтишных обертонов.
Он сейчас со мной заигрывает или с моим изящным скелетом? Плевать, как бы узнать, какое здесь жалованье помощникам положено, а к жалованию – список обязанностей. И количество часов в рабочих сутках, а то читали мы про это их дремучее средневековье на лошадной тяге.
– А вы? Уже видите что-нибудь? Уже должны бы…
Действительно, уже и что-нибудь. Пол был усеян бледными, похожими на робких солнечных зайчиков, оладушками разных оттенков розового, малинового и золотисто-оранжевого. Не отвлекал бы, заметила бы раньше. Как иногда чужая харизма глаза застит. Не вижу того, кто говорит, нисколечко, а дурное воображение представляет кого-то вроде “бульдозера”.