Руины сменялись руинами. То, что издалека казалось единым
городом, вблизи оказалось хаотичным нагромождением архитектурных
стилей, словно слои разных эпох спрессовались в один большой
город.
Вот - арка из полированного черного камня, испещренная изящными,
текучими узорами, похожими на застывшее пламя. Рядом – грубые стены
из гигантских неотесанных глыб, покрытые примитивными рельефами с
изображениями многоруких существ. А дальше – обломки чего-то,
напоминающего хрустальные деревья, чьи осколки все еще слабо
светились изнутри, отбрасывая на камни призрачные блики.
Улицы (вернее, то, что от них осталось) уходили вдаль и тонули в
туманной дымке. Башни, которые когда-то, должно быть, возносились
высоко над городом, теперь были сломаны, словно хрупкие спички.
Глядя на всё это меня занимало только два вопроса: Кто построил
всё это великолепие, и что случилось с этим местом, что оно пришло
в такой упадок?
Через несколько минут осторожного продвижения я наткнулся на
что-то необычное: на относительно ровной стене уцелевшего фрагмента
здания была высечена частично разрушенная, но всё еще различимая
фреска.
На ней было изображено что-то вроде церемонии. Фигуры в длинных,
струящихся одеждах, стояли вокруг огромного кристалла, излучающего
свет. Их руки были подняты в каком-то жесте единения, а над ними, в
верхней части фрески, парили… существа. Не птицы, не драконы.
Что-то абстрактное, состоящее из светящихся геометрических фигур и
энергетических вихрей.
Пытаясь рассмотреть детали этого изображения, я не заметил как
тишина вокруг стала еще более зловещей чем раньше. Даже далёкие
скрипы исчезли, оставляя меня в идеальной тишине.
За время компиляции я уже приобрёл кое-какие инстинкты, и сейчас
они сработали раньше сознания. Я одним длинным прыжком кинулся в
укрытие за массивный обломок колонны, и сделал это как раз в тот
момент, когда пространство перед фреской знакомо искривилось.
Не последовало ни звука, ни вспышки. Просто в один миг воздух
сжался, разорвался, и из него материализовалось нечто. Оно было
невидимым в привычном смысле, и предстало передо мной в образе
обычного искажения реальности. Сгусток абсолютной пустоты,
обведенный по контуру мерцающим, болезненным для глаз
сине-фиолетовым сиянием.
Форму эта тварь имела напоминающую гигантского, худого как
скелет паука, но вместо лап у этой милой зверушки были щупальца из
той же пульсирующей пустоты. В центре фигуры, где должна быть
голова, мерцала одна-единственная точка нестерпимо яркого белого
света, которая являлась то ли ядром, то ли вообще глазом этого
существа.