Я опустил глаза — стыд жег
сильнее мороза (ну еще бы! Я ведь самый старший из
всех!).
— Прости, пап, — выдавил я,
едва слышно. — Больше так не будем.
— Вот и гляди мне, — голос его
чуть смягчился. — А теперь по домам! Чтобы ни один из вас тут не
маячил, пока в голове не прояснится!
Друзья молча разбрелись по
заснеженной улице. А я остался с отцом. Луна висела над деревней,
как фонарь на столбе. Дома светились жёлтыми квадратами окон, пахло
дымом и хлебом.
— Пап… — вдруг сказал я и сам
удивился своей решимости. — Я хочу подработать на каникулах. Деньги
ведь лишними не бывают.
Отец остановился, посмотрел
пристально, будто впервые увидел меня взрослым.
— Вот это по-мужски, сынок.
Работа человека делает. Завтра поговоришь с Иваном Семёнычем —
дрова ему колоть надо. Да и у других стариков дела
найдутся.
Так что наутро я уже стоял у
калитки Ивана Семёныча Кротова. Старик встретил меня с
улыбкой.
— О! Сенька! Из училища
вернулся? Ну как там тебя муштруют?
— Да нормально, Иван Семёныч.
Вот решил подзаработать на каникулах. Отец сказал — вам дрова
нужны.
— Ох, нужны! — обрадовался он.
— Берёзовые чурки завезли, а руки уже не те — трясутся, топор
держать тяжело. Заплачу хорошо — три рубля за день!
Я схватил топор с азартом. Но
быстро понял, что колоть дрова — это тебе не палкой махать. Тут
глазомер нужен, и сноровка. И первые полчаса только и делал, что
мучился — топор застревал в чурке или соскальзывал мимо.
— Не суетись, парень! —
наставлял Иван Семёныч, наблюдая за моими потугами. — Дерево
слушай! Видишь трещинку? Вот туда бей!
Но понемногу начал понимать,
что главное не сила, а точность. Ритм ударов вошёл в кровь,
морозный воздух бодрил лучше любого кофе. Деревья скрипели вокруг,
а птицы прыгали по веткам. К вечеру же я переколол целую поленницу.
Руки гудели, но внутри гордость распирала.
— Молодец, Сенька! — похвалил
старик, отсчитывая деньги крупными пальцами. — Завтра к Марье
Петровне загляни — ей тоже помощь нужна.
И я его послушал, да обошёл
полдеревни за несколько дней. У Марьи Петровны — дрова рубил,
дорожки от снега освобождал. У деда Фёдора — в сарае сено ворочал,
чуть не задохнулся в сене и пыли. У тёти Клавы — воду из колодца
таскал, ведро за ведром, пальцы гудят, плечи ломит. Каждый день
приносил мне два-три рубля. К концу недели в кармане у меня звенело
десять советских рублей — по тем временам для студента деньги почти
царские.