— Принято, — коротко бросил
Семёнов. — А погода?
— Снег усиливается, но ветер в
пределах нормы. Видимость удовлетворительная.
А Глушко подошёл к окну, за
которым белела степь.
— Космос начинается не на
высоте ста километров, Юрий Павлович, — сказал он негромко. — Он
начинается здесь — в наших чертежах, в цехах, в сердцах тех, кто
верит.
— Красиво сказано, Валентин
Петрович, — Семёнов усмехнулся. — Но сейчас наша мечта должна
взлететь на триста километров и остаться там надолго.
На Байконуре отсчёт бил в
висках. И Соколов снова взял микрофон.
— Внимание! Пуск через одну
минуту! Все службы — подтвердить готовность!
— Готов! Готов! Готов! —
голоса вспыхивали по всей линии связи.
Петров сжал кулаки до
побелевших костяшек. На экране ракета стояла в предрассветной мгле,
будто гигантский белый зверь на цепи.
— Тридцать секунд! — отчеканил
Соколов.
И в эти секунды каждый был
словно наедине с собой. Соколов вспомнил свой первый запуск — тот
самый Спутник, когда он был совсем зелёным инженером. Петров думал
о своих детях — вдруг однажды они увидят "Мир" своими глазами?
Операторы затаились над приборами — сейчас их работа решала
всё.
1986-й год дышал за окнами
холодом и надеждой. Всё слилось в один миг — снег, свет ламп,
тревога и гордость. И все ждали только одного слова.
— Десять... девять...
восемь... — финальный отсчёт резал тишину, как нож.
В Калининграде тоже все
замерли. Семёнов застыл у экрана, пальцы побелели на кромке стола.
Глушко стиснул в руке старую трубку — не курил её много лет, но
держал как оберег, как память о тех, кто строил этот путь вместе с
ним.
— Три... два... один...
ПУСК!
Степь содрогнулась. «Протон-К»
взревел, рванулся в небо, вырываясь из клубов огня и дыма. Стёкла
дрогнули, воздух наполнился низким гулом — живым, всепроникающим.
На экранах ракета медленно, почти величаво поднималась вверх, унося
за собой мечты тысяч.
— Пуск нормальный! — отчеканил
оператор. — Ракета идёт по расчётной!
Соколов выдохнул так, будто
сбросил с плеч бетонную плиту. Первый этап пройден и теперь всё
зависело от автоматики и тех, кто встретит станцию на
орбите.
— Виктор, — повернулся он к
Петрову, — теперь мы можем только ждать. Дальше — дело машин и
людей в небе.
В Калининграде же радость была
тихой, но настоящей. Семёнов резко обнял Глушко — тот даже не успел
удивиться.