А я в полной мере могу оценить его внешность. Только что тут оценивать? Красивый американский мальчик. С копной густых черных волос и обворожительной белозубой улыбкой. Он всегда был таким. Разве что сейчас преуспел в мышечной массе. И тот факт, что на нем нет одежды, позволяет мне сполна убедиться в этом. Господи, да у него восемь чертовых кубиков! Уверена, по нему плачет не одно модельное агентство. Но нет, такое счастье свалилось мне на голову.
— Лена? — Глеб скалится, маша перед моим глазами ладонью. — Ты здесь?
Твою мать. Я опять засмотрелась на него? Ударьте меня кто-нибудь, пожалуйста.
— Да, прости, — опираюсь рукой на столешницу и вздергиваю подбородок, втягивая воздух носом. Но делаю это зря, потому что вместе с воздухом в легкие попадает и раскаленный запах его смуглой загорелой кожи и мятного геля для душа. — Так… что… ты там говорил?
Натягивая улыбку, быстро стучу ногтями по столешнице, с каждой секундой все больше и больше ощущая себя полной дурой. И все больше ерзая от дискомфорта под прицелом его нахальных жгучих карамельных глаз.
Его губы кривятся в однобокой ухмылке, после чего он кивает в такт невысказанным мыслям.
— Ты не слишком любезна для той, кто прокатила меня с утра на капоте.
Щелкнув языком, Глеб разворачивается и подходит к холодильнику, демонстрируя мне свою мускулистую спину, плечи и задницу, обтянутую одним полотенцем.
Но мое неугомонное либидо мгновенно притупляется, когда взгляд наконец цепляется за наливающиеся гематомы на плече и ребрах.
Господи… Чувство вины стремительно ползет вверх по позвоночнику к самой шее, оборачиваясь вокруг удушающей хваткой.
Прикрываю глаза и медленно выдыхаю, прежде чем снова посмотреть на Глеба, который невозмутимо повис на дверце холодильника.
Я могла его убить из-за своей невнимательности, а все потому, что села за руль в нервном состоянии. Чего, разумеется, не должна была делать.
— Я… — вздыхаю, потирая лоб ладонью. — Прости, мне жаль, что так вышло. Мне не следовало утром садиться за руль. Если нужно, могу завтра отвезти тебя…
— Забей.
Глеб захлопывает дверцу холодильника, после чего открывает бутылку молока и, запрокинув голову, принимается пить прямо, мать его, из горла.
К слову. У меня на этом пунктик.
Но прямо сейчас, наблюдая за тем, как на его мощном горле дергается кадык, а с губ ускользает капелька молока, стекает на волевой подбородок и срывается вниз, прямо на грудные мышцы… я отказываюсь думать вообще. И ничего не могу поделать с тем, как низ живота стягивает от разрастающегося тяжелого жара. Это действительно слишком горячо. Слишком, чтоб меня. Я с трудом удерживаюсь от желания сжать бедра. Боюсь, меня не порадуют последствия.