— Ты поняла меня, девочка?
Рэйзор говорит, не повышая голоса, но каждый звук впивается в мозг, как самый громкий вопль. Мои челюсти настолько сжаты от напряжения, что разомкнуть из становится трудно. Потому, просто киваю. Лишь бы только дракон перестал давить и ушел.
Он отталкивается от опоры и отступает. У меня получается нормально вдохнуть. Отлипаю от твердой поверхности, чувствуя себя растоптанной стадом бизонов.
— Ты все равно не удержишь меня под замком, Рэйзор, — обретаю дар речи, но голос предательски вздрагивает на имени. — Я поеду в академию, меня уже пр…
— Нет! — рявкает дракон, снова делая шаг вперед. — Никаких академий!
Меня бьет крупная дрожь, но смиренно молчать не получается. Взрываюсь, не в силах сдерживать бушующие в груди эмоции.
— Почему?! От тебя ничего не требуется, только позволить…
— Я сказал: нет!
— Дай мне эти три несчастных года! Откуда такая категоричность?!
Он ничего не отвечает, и застывшая между нами тишина словно сжимает на горле руки. Я обнаруживаю, что здесь не хватает воздуха. Сердце отбивает ритм в ушах, а глаза щиплют злые слезы.
Рэйзор отворачивается, шагая прочь. На пороге останавливается и произносит обрывистым холодным тоном:
— Никаких побегов. Никаких академий. Если истинность подтвердится, ты станешь женой, если нет — содержанкой. Третьего не дано. Смирись и не вздумай перечить мне, Алайна.
Затем окончательно уходит, даже не обернувшись.
Дверь так и остается открытой.
Я смотрю на виднеющиеся перила винтовой лестницы, чувствуя щекочущую влагу на щеках. Не знаю, чем заслужила подобное отношение, но легко мои слезы ему с рук не сойдут.
7. Глава 6
Рэйзор
Спускаюсь по винтовой лестнице, даю отмашку ожидающему меня в фойе смотрителю псарни, и выхожу из замка. Горбин торопится следом.
— Как я уже сказал, поставка костей задержится почти на сутки, — продолжает он прерванный моим уходом в башню разговор. — Придется скормить сукам запасы баранины с кухни.
Долговязый юноша со слегка раскосыми глазами и соломенным ежиком на голове совсем не тот работник, которого хочется хвалить. Он рассеян и безалаберен. Но чернильные псы его слушаются, как никого другого. Только потому я его терплю.
— Так скорми, в чем проблема?
Ярость, накрывшая меня с головой в комнате Алайны, ничуть не развеивается на свежем воздухе. Напротив, становится напористее.