- Привет, Проша. Все хорошо у мамы? – Гуля по-свойски поправила
воротничок у парня на гимнастерке.
- Уже сама ходит! – радостно отрапортовал Прохор. – Гульнара
Львовна, век помнить буду! Уж не знаю, как благодарить вас. Мама
говорит, что рука у вас святая, не то, что у того коновала
Рабиновича! Это же надо было так ловко чиряк вскрыть, раз и все, я
пиво дольше открываю. Осторожней, здесь ступенька подламывается.
Вона, там ваши архаровцы. Мартемьяныч побухтит немного, да
отпустит, я сам за них просил…
«Архаровцы» содержались в склепанной из железных полос клетке,
но смотрелись в ней совершенно чужеродно, примерно как бриллианты в
картонной коробке. Милые симпатичные и одухотворенные личики,
аккуратно стриженные, в чистенькой одежонке, белых рубашечках,
шортах и юбочке с помочами, белых носочках и сандалетах. Вылитые
пай-мальчик и пай-девочка. И только посвященные знали, что это
самые настоящие закоренелые малолетние преступники, Сашка Малой и
Машка Ворона. Малой являлся признанным среди своих карманником,
которого уважали и побаивались даже старшаки, а Ворона искусно
практиковала форточничество, мало того, железной рукой руководила
бандой из трех десятков отпетых беспризорников.
За столом рядом с клеткой заседал пожилой и грузный усач, с
длинным, мясистым носом насыщенного бордового цвета. Начальник
районного участка милиции, Акакий Мартемьянович Чирков, тоже
являлся в своем роде легендой. Причем стал ей еще до революции –
занимая пост околоточного начальника. Его любил, уважал и
одновременно боялся весь подучетный контингент, как в прошлом, так
и в настоящем.
При виде Алексея и Гульнары Сашка и Машка фальшиво и не особо
торопясь потупились, а Чирков надулся, побагровел, а потом, с
трудом сдерживаясь, бросил Лешке:
- Идем, подымим, Алексей.
Выйдя во внутренний дворик участка Чирков раскурил папиросу,
сделал пару затяжек, а затем поинтересовался у Лешки осипшим
голосом.
- Вот скажи, Алешка, сколько тебе лет?
- Девятнадцать, – быстро соврал Лекса. Впрочем, даже не соврал,
а покривил душой, по документам ему как раз было девятнадцать.
- Вот видишь, – тяжело вздохнул Акакий Мартемьянович. – Сам,
почитай, подросток, а ты в отцы заделался. И Гуля твоя девчонка
девчонкой. Все понимаю, ты герой, орденоносец, все-такое, но
геройствовать – это тебе не детей воспитывать. С детьми – другое!
Ну куда вы лезете? Подведут вас под цугундер эти… – он запнулся и
раздраженно махнул рукой. – Да что я, сам все понимаешь.