Я подавила нервную дрожь, затянула туже пояс халата.
— Оля…
Я захлопнула дверь холодильника.
Кирилл, растрёпанный и помятый, стоял на пороге кухни и смотрел на меня осоловелыми глазами. Пьян, что ли?
Хотя чему я удивляюсь?
— Оля, как… зачем ты туда поехала?
Понеслась… Понеслась, родимая. Никуда нам от этого кошмарного разговора не деться.
— А ты был до того не в себе, что даже не сообразил? Ты звонил мне, когда эта девка тебя… обслуживала!
Хорошо, что я догадалась запереть глухую дверь, отделявшую коридорчик со спальнями от остальных комнат. Не дай бог мой взвинтившийся до потолка голос разбудит Егора.
— Извини. Получилось случайно. Я не хотел, чтобы ты слышала.
Дар речи иссяк.
Я таращусь на мужа, не веря ушам.
То есть… он извинялся исключительно за «организационные неудобства»?!
— Так… ты прощения просишь за то, что я об измене твоей догадалась. Не за сам её факт!
Его лицо белеет. Челюсти сжимаются так, что, кажется, и проволоку без труда перекусит.
— Переспать ещё не значит изменить! — взрывается муж.
Я немею от такого цинизма.
— Да как ты… как ты смеешь…
— Это её работа. Оля, ей за это уплачено. И даже не мной!
Надо же, какой «стальной» аргумент!
— Кирилл, да ты… ты издеваешься…
— Вот только не разводи драму, — хмурится муж. — Ты знаешь, я этого терпеть не могу.
— Не буду я ничего разводить, — едва держусь, чтобы не расплакаться. — Просто разведёмся, и всё.
— Нет, не разведёмся. Не разведёмся!
И часть меня умоляет: «Оля, не торопись!». Но только часть. Часть. Даже не половина. Всё остальное буквально полыхает от гнева.
— Что значит, не разведёмся? Кирилл, мы не в средневековье живём. После такого я жить с тобой не собираюсь!
Кирилл замирает, явно обдумывая. Проводит дрожащей ладонью по всклокоченным волосам. Ему не слишком-то много времени требуется, чтобы отыскать нужные аргументы.
— А о сестре ты подумала? А о Егоре?
И пусть напоминание об Ане режет меня ножом, второй вопрос я не могу игнорировать.
— Н-не смей... не смей его сюда приплетать.
— Так тебе на него наплевать?
— Он — твой сын, Кирилл. Не мой, — цежу я сквозь зубы, а сердце рвётся на части.
— Так значит, всё-таки наплевать, — он чует, что задел до самой кости. — Бросишь мальчишку, как будто тебя в нашей жизни и не было. Мало ему, что он одну мать потерял. Так и второй скоро лишится.