Обрисовав у себя в голове примерный план их угнетения тоже
двинулся вперёд. Идти приходилось по узкому коридору, освещённому
лишь локальными лампами – будто в утробе гиганта. Шаги отдавались
гулко, но Мику шептала уже другую мелодию.
- Оборудование загружается. Томограф готов. Сеанс начнётся через
десять минут. Подтверждена возможность построения пространственной
голограммы.
Кивнул. Сам себе. Времени.
Здесь, в забытом мире под песками, собирался узнать – был ли
когда-то там, где небо помнил лучше, чем лицо собственного отца.
Тем более и не помнил ничего, до того, как здесь очнулся… ну, вы
понимаете.
***
Идём по залу. Потолок – низкий, как в старых подземных отсеках
кораблей, над головой вьются кабели в прозрачной изоляции, пол
прорезинен, но с царапинами, словно тут когда-то по коридору тащили
что-то тяжёлое и не хотели поднимать. По бокам рядами –
металлические пеналы. Серые, прямоугольные, местами со следами
сварки, иногда с болтами, закрученными намертво. Квадратные, без
изысков, местами даже с налётом ржавчины. Округлостей или хрома тут
не было. Всё строго, угловато, прямолинейно. Немецкая инженерия в
худшем смысле этого слова. На каждом – табличка с буквенно-цифровым
кодом. Под ногами от шагов раздаётся гул, отдающий в грудную
клетку. Воздух тёплый, но какой-то спёртый, будто его не трогали
годами, просто выжимали из одних и тех же фильтров.
Но капсулы – не бутафория. Старые. Настоящие. С консервации,
судя по внешнему состоянию. Без стеклянных окон, без ручек. Всё
намертво. Будто собраны не для использования, а на всякий случай. А
что если? Что если когда-нибудь появится способ…
Краем взгляда отметил нумерацию, – одни алфавитные, другие
только числовые. Несистемность выдаёт беспорядочную архивацию.
Склад мёртвых надежд. Всё это уже неинтересно. Пока. Возможно.
Техника, сопровождающего меня, звали Йео. Имя странное,
короткое. Лицо как у вечного стажёра – ни возраста, ни конкретного
выражения, будто он просто есть, как стул или кофейный аппарат. Он
шёл рядом, не глядя в глаза, не заговаривая, пока сам не нарушил
молчание.
- Не подскажете, это что за нагромождение железных гробов? –
спросил без особой интонации.
- Вы удивительно правы, – ответил он спокойно. – Действительно
гробы. Когда-то, ещё в двадцатом веке, начали эксперименты по
замораживанию людей. Крионика, тогда модное слово. Всё делалось на
авось. Потом, через десятки лет, поняли, что ошибались. Через
следующие десятки – снова поняли. А тела копились. Хорошо
промороженная человечина, как говорят у нас. Вот она и лежит.