– Не бывает таких больших пещер, –
упрямо бубнил с соседней «пальмы» Фродо.
– Есть многое на свете, друг
Горацио... Откуда тебе знать, что бывает и чего не бывает во
Вселенной?
– Так мы не на Земле, что ли?! Да
ладно? – продолжал он отрицать очевидное, но как-то без огонька.
Оставив игрока примеряться с реальностью, я легко соскользнул
обратно на землю. Требовательный и злой взгляд предпочёл не
заметить, встретившись глазами с другим, полным усталости, боли и
упрямой решимости. В недавнем бою тёзка царя вавилонского обзавёлся
не только сотрясением и сломанной костью, но и системным уровнем.
Четвёртым по счёту, что делало ему честь.
– Сам идти сможешь?
– Смогу, Линч. Мне уже лучше.
Спасибо, что не бросил.
– С чего бы тебе было лучше?
– Навык такой, – уклончиво пожал
плечами Навуходоносор.
– Повезло, – резюмировал я. – Тогда
поднимайся. Восток в той стороне! – Палец указал в направлении,
разительно отличном от предыдущего. Неподалёку грязно выругался
один британец, аристократ и по совместительству скверный актёр. И
тут у ближайшего дерева зашевелилось и закряхтело. Налим, о котором
все успели забыть, тяжело поднимался на ноги, с некоторым
удивлением шаря глазами по сторонам. Наконец, рассеянный взгляд
обрёл искру осмысленности. Узник Бухенвальда задумчиво почесал
рябой череп, пошамкал губами и полным неподдельного возмущения
тоном осведомился:
– Драть, ну и чего вы расселись?
***
Утверждать, что путь сквозь
лакконские дебри тянулся бесконечно, значило бы излишне приукрасить
степень претерпеваемых всеми нами страданий. Однако и беззаботным
променадом по тенистой вечерней аллее нашу скорбную процессию
назвать было нельзя. Тяжело. Делаешь шаг, а нога по щиколотку
уходит в грибные опилки, отчего естественное, по сути, движение
требует экстраординарных усилий. В результате от непривычной
нагрузки болели даже те мышцы, о наличии у себя которых я и
помыслить не мог. И это ещё полбеды.
Другая половина этой самой беды
состояла в том, что именно мне то и дело приходилось карабкаться на
«пальму», дабы сверить маршрут. Чёртов лес всё не заканчивался,
Адам всё твердил, что «вот-вот», а хитрожопый узник Бухенвальда,
кажется, нашёл во мне благодарного слушателя.
– Старшой, курить не найдётся? –
продолжал зудеть он над ухом. Настроение было философским, а потому
вместо того, чтобы решить вопрос радикально, разум возводил всё
новые бастионы терпения, окружая их рвами и валами стоического
равнодушия. Иными словами, болтовне Налима уделялось внимания не
больше, чем жужжанию комара.