Он резко отпихнул меня от себя. Я вжалась в стенку от этого взгляда.
Я понимала, что бить меня, он, конечно, не станет. Почему-то мне казалось, что несмотря на скотское поведение в силу отсутствия нормального воспитания, Матвей не настолько подонок, чтобы бить женщин. Пока это был его единственный плюс, и то — сомнительный…
— Ты сегодня себе наговорила на сто лет мук, поняла?
Весь запал внутри меня вдруг кончился, я сдулась как воздушный шарик.
Ой…
Что-то я и правда разошлась.
Попьёт он крови теперь за мои слова…
— Я ещё думал тебя просто игнорировать, но теперь… — он окинул меня суровым взглядом. — Теперь я буду считать своей святой миссией превратить твою жизнь в ад. О каждом своём слове ты пожалеешь, пигалица мелкая… Раскрыла варежку… Научишься её захлывать. Готовься…
И он ушёл в свою комнату, тяжело и грузно ступая.
Я воспользовалась полученной свободой и юркнула мышкой к себе в спальню, закрыв дверь на засов с другой стороны, который, слава богу, тут имелся…
Ну и что я наделала?
Страх вернулся.
И говорил мне, что я наговорила много лишнего и разозлила и без того голодного и злого тигра в клетке…
12. 11.
Весь вечер металась по комнате и не могла найти себе места.
Беспокойство и тревога внутри усиливались.
Ощущение, что тучи надо мной сгущаются, стало почти осязаемым…
Я села на кровать и сняла с тумбочки фотографию мамы в рамке…
Ещё пока с чёрной лентой.
Сороковина ещё не прошла…
Ещё не отболело, ещё так тяжело вдруг остаться одной, как я уже вынуждена была сражаться с обитателями этого большого, чужого мне дома…
— Мам… Ну что ж ты меня так вот оставила, на съедение волкам… — хлюпала я носом, вытирая солёные слёзы с щёк. — Ну кто ж теперь меня защитит и пожалеет, погладит по голове, словно я маленькая девочка? Скажет, что всё образуется и наладится?
Мама всегда так делала.
Когда я плакала и расстраивалась, и мне казалось, что точно наступил конец света, мама садилась на диван и звала меня к себе. Клала мою голову себе на колени и начинала перебирать пряди моих волос, гладить по спине, шептать всякие нежности и обещания, что всё обязательно ещё будет хорошо, что совсем скоро слёзы мои высохнут, и я пойму, что это не проблема, а чушь, что ещё буду звонко смеяться над всем этим. Главное, что у неё есть я, а у меня — она…
Я никак не могла до конца осознать, что это всего никогда-никогда больше не будет…