Вопросы в тестах, конечно, могли измениться. Но это и неважно —
суть осталась та же.
— Как сам-то? — поинтересовалась Кобра, голос у неё был бодрый,
но с лёгкой ноткой усталости от реабилитационных режимов, йоги и
прочих обезжиренных котлет на пару.
— На больничном, — коротко ответил я.
— Ого, что случилось?
— Воспаление хитрости… Так надо. Но не по телефону это.
— Ясно, — отозвалась она с усмешкой. — Счастливо тебе поболеть
тогда.
— И тебе… Пока.
Чуть было не добавил «целую» — то ли по привычке, то ли из
вежливости. Сам не понял. Хорошо, что вовремя прикусил язык.
***
Вот эта улица, вот этот дом, — протянул я вполголоса, словно
песню, глядя на дорогу через лобовое стекло.
Грач сидел за рулём своего внедорожника, под глазом у него
темнел свежий фингал, неуклюже замазанный тональником. Смотрелось
это не как маскировка, а как попытка скрыть огнетушитель за
салфеткой.
— Адрес Егорова, — кивнул он, останавливая машину чуть поодаль
от старого трёхэтажного деревянного дома.
Дом без балконов, с почерневшими от времени и давно не дымящими
печными трубами. Таких строений в городе осталось с гулькин нос.
Снести его обещали ещё лет пятнадцать назад, но всё никак — жильцов
кормят завтраками, а люди всё ждут своих мифических новых квартир.
Обещанного, как водится, три года ждут. А здесь — уже все
пятнадцать.
— Я пошёл, — бросил Грач, толкая дверцу.
— Погоди, — остановил я и скептически оглядел его с ног до
головы. — Сотри свой тональный. Пусть уж фингал светится. Так
правдивее. И очки темные сними — не пляж, не модный показ. Не
забывай, ты бывший сиделец, а не Антонио Бандерас.
— Ха! Сиделец… Ну, это когда было? Люди ведь меняются. Я, между
прочим, реально изменился, — пробурчал он.
— Ну да. Только вот фингал у тебя не от философских
размышлений.
— Да мужика одного с лестницы пришлось спустить, — буркнул Грач,
щурясь на солнце. — Пришёл, понимаешь, жену из «Круга Солнца»
забирать.
— Спустил? — я поднял бровь.
— Ну да… Только он успел заехать. Под глазом вот память
осталась.
— А жену чего, в плен взял? — хмыкнул я, нахмурившись.
— Да ну их… Какие, на фиг, пленницы? У меня всё добровольно, сам
понимаешь. Думаешь, я им головы дурю?
— Ну, не без того, — усмехнулся я.
— Нет, Макс, ты не так смотришь. Я им не лапшу вешаю, я им
надежду даю. Вот смотри… У одной муж — алкаш с запоями, у другой —
«карьерист», на работе по пятнадцать часов и телефон вечно вне
зоны, у третьей — просто пустота в душе, будто рядом никто и не
живёт. У четвёртой — послеродовая депрессия, а муж как был на
стороне, так и остался. Она вымоталась и не знает, где взять силы.
Ну а отдушина человеку нужна. Надо же где-то говорить о своём,
по-настоящему. Верить. Плакать. Раскрываться. В социуме, бляха, где
тебя все видеть рады.