— Мы были любовниками, это правда, — добивает Дамир, — но мы расстались два месяца назад. Я не изменял тебе с ней, Ясмина.
— А ребенок? — шепчу, сминая руками простыню под собой. — Чей это был ребенок, Мир? Твой?
Он поднимается, закладывает руки в карманы и подходит к окну.
— У Жанны был срок тринадцать недель. Так что да, это вполне мог быть мой ребенок. Но теперь это неважно, мне придется жениться на ней, чтобы на тебя не стали заводить уголовное дело. Это условие, которое поставил Осадчий. И я его выполню, я не могу допустить, чтобы тебя посадили.
— Меня? В тюрьму? Но за что? — непонимающе смотрю на силуэт Батманова, застывшего возле оконного проема. — Я не трогала ее, Дамир. Ты мне не веришь?
Его молчание означает согласие, и мне хочется подскочить к нему и начать трясти, как в больнице. Но я вдруг понимаю, что не больше не имею права его касаться.
Мало того, как оказалось, я этого права и не имела. Поэтому обнимаю себя руками за плечи и упираюсь подбородком в согнутые колени.
Наконец Дамир нарушает молчание и поворачивается ко мне.
— Это уже не имеет никакого значения, Ясь, — он трет пальцами переносицу. — Я должен буду выполнить условия соглашения. В любом случае, ты не попала бы в эту ситуацию, если бы не я. Я виноват перед тобой, и сделаю все, чтобы Осадчие тебя не беспокоили. Нам с тобой нужно как можно скорее развестись, чтобы я успел жениться на Жанне. Эмир приедет в начале месяца, надеюсь, он не станет копаться в истории моих браков и разводов.
— Почему тогда, — шепчу обескровленными губами. — почему ты не женился на ней сразу? Если вы... если ты ее... Если вы все равно встречались?
— Почему? — Дамир подходит к кровати, теперь он высится надо мной, а я не могу дышать оттого, каким удушающим мне теперь кажется запах любимого мужчины. — Да потому что я вообще не собирался жениться, Ясмина. Ближайшие лет десять точно. Тем более, я не собирался жениться на Жанне. Капризная, избалованная истеричка. Зачем мне такая жена? Особенно после того, как я понял...
Он замолкает, и мне хочется услышать, то, что он понял. Как будто меня это может спасти.
Но мы оба молчим. Я не решаюсь, он не продолжает. Спрашиваю о другом, о том, что я имею право знать.
— Почему именно я, Дамир?
— А почему нет? — он снова отходит к окну, и я начинаю дышать полной грудью.