Я читаю про себя молитву, прося Господа дать мне сил. Сейчас я должна быть сильна за нас обоих, пока Колин не придёт в себя. Муж только оскорблял и требовал, ничего не давая взамен.
- Очнись, не стоит привлекать внимание к себе. – Стаскиваю его руку, муж успел оставить синяки на коже. Колин хватал меня за руки, не задумываясь, что мне больно. – У тебя всегда будет возможность проверить мою чистоту. Она всё ещё при мне, чтобы ты не говорил и не думал.
Кажется, Колина такой ответ не удовлетворяет. Он кривится, расстраиваясь, что супружеский долг исполнить прямо в столовой не получится. Такой Колин пугает меня сильнее Заключённого, с тем всё понятно, в нём нет никаких моральных устоев, но что же с выпускником лучше вуза? Где вся его холеность и воспитанность?
- Ладно, Грейси, пусть пока будет так. – Протягивает он задумчиво. – Но я хочу, чтобы ты перестала меня позорить. Ты ведёшь себя как дешевка, таскаешься постоянно с этим ублюдком. Тебе нужно сегодня же переехать в барак. И делай что хочешь, но грудь не должно быть видно! Это неприлично. Твои соски постоянно торчат из-под футболки, ты как будто специально к себе так привлекаешь внимание.
Если бы он знал как мне самой не комфортно от этого, но хлопковая ткань не скрывала грудь, а присутствие Заключённого действовало на меня магически, прекращая грудь в чувственные вулканы с вишенками наверху. Глядя на его руки, я не могла не вспоминать как они ласками довели меня до оргазма.
Поразительный нонсенс, обладателем самых нежных рук на моей памяти стал самый грубый мужчина их всех кого я знаю.
- Как скажешь. – Слишком много условий для того, кто мало что пока дал мне взамен. Это раздражает. Я превращаюсь в свою мать.
Папа всегда был ко всем добр, отдавал последний кусок хлеба прихожанам и мог потратить все силы на чужих людей, но дома он был деспотичен, диктуя длинный список требований к жене и детям. Мама подстраивалась под него всю свою жизнь, принимая всё, чтобы папа не говорил.
Меня это восхищало и пугало. Конечно, мама – мудра, она могла своей мягкостью раздобрить любого на свете человека. Но я никогда не хотела быть похожей на неё, потому что видела в глубине усталых глаз беспросветную грусть. Уверена, что не так уж радостно всю свою жизнь делать то, что нравится другим и не нравится тебе.