А, может, все-таки надеть ей на голову горшок?
— Слушай, я даже и не думала… не знала… — смотрит на меня и опять неловкой улыбается.
— И даже не подозревала, да?
Вопрос выходит резким и насмешливым, но мне простительно. Я была вся в заботах, а меня бесцеремонно выдернули из них и опять посадили в лужу “разведенки”. И мне эта лужа не нравится. В ней холодно и противно, и я в ней чувствую себя обиженной на весь мир пупырчатой жабой, которая печально урчит в одиночестве.
— Нет…
— Не подозревала и поэтому уволилась?
— Он меня уволил.
Интересно. То есть мой честный Виктор и по своей любви катком прошел? Хотя… это в его стиле.
— И ты спокойно ушла, без вопросов и подозрений с хорошей должности, высокой зарплаты? — усмехаюсь я. — Ларис, ну мне хоть не заливай. Слушай, я, конечно и как оказалось, не очень хорошо знаю Виктора, но помню его взгляды, когда он в меня втрескался. Да, он сейчас не тот мальчишка, однако… некоторые повадки не сотрешь годами. И это я сейчас без претензий к тебе.
— Я не тот человек, который закатывает истерики при увольнениях, — Лариса вздыхает. — Уволили меня по всем правилам. Да неприятно, но у меня большой профессиональный опыт.
— Рада за тебя.
Действительно, чего ей было бояться при увольнении? Я не сомневаюсь в ее профессиональных навыках, и я поверю, что она могла принять такую новость спокойно.
Либо сама могла быть влюбленной в Виктора, и поэтому тоже решила, что такой сценарий будет меньшим из злом.
Любить женатого для честолюбивой и уверенной женщины — то еще испытание.
Перевожу взгляд на фонарь, а потом вновь смотрю на Ларису:
— Он, как любой человек, хочет быть счастливым. И я рада тому, что он не ложился со мной в кровать после тебя или любой другой женщины. А ведь мог. Я хоть себя грязной сейчас не чувствую.
В глазах Ларисы пробегает темная тень. Я ее задела? А у меня и в мыслях не было ее укусить.
Только разбить горшок о ее макушку, а после подергать за ее идеальные патлы.
И как хорошо, что я сама сейчас не как отчаянная бомжиха выгляжу.
Это я в душе такая, а снаружи — гордая красавица, которой будто фиолетово на бывшего мужа и его новую шалашовку.
— Я тебя, Мария, очень уважаю, — Лариса вздыхает. — И даже восхищаюсь.
— Не надо мной восхищаться, — тихо цыкаю я, учуяв под тоном Ларисы мягкую ложь. — Проигравшими не восхищаются. А я честно проиграла. И даже не в борьбе с тобой. Я потерпела фиаско перед реальностью, в которой мужчина может разлюбить. И не ты бы, так другая.