Соколов, уверенно шагающий прочь, на миг замедлил шаг, а потом и
вовсе остановился. Я ожидал, что он обернется, однако Дмитрий этого
так и не сделал, а просто снова зашагал дальше.
Остальные сержанты при этом мрачно насупились.
— Слушай, Саша, — вышел ко мне Барсуков, — ты извини. Видать,
недопонимание у нас случилось.
Барсуков говорил четко и отрывисто, почти не меняя интонации. Он
напомнил мне типичного салдафона, которых так часто показывают в
кино или о которых так часто пишут в книжках.
— Давай отойдем. Поговорим с тобой откровенно, как мужчина с
мужчиной.
«Вот сучок, — подумалось мне, — на понт берет».
Барсуков, видимо, решил меня попугать. Отвести в сторонку и
объяснить, что «так делать не надо».
Признаюсь, вся эта ситуация меня немало веселила. Сержанты,
видать, решили, что я услышал что-то не то, и всеми силами пытались
узнать, действительно ли я что-то пронюхал. Да только — я не
слышал.
Отреагируй они спокойно и тихо, у меня бы даже задней мысли не
появилось. А теперь… Теперь мне стало, как белый день ясно — эти
проходимцы что-то скрывают.
Если они там прячут карты с голыми бабами — пусть хоть с головы
до ног обпрячутся. Ну а если это что-то значительное? Что-то такое,
ради чего обязательно нужно попытаться взять за горло якобы
«услышавшего» лишние сведения солдата?
— А при товарищах по-мужски разговаривать, выходит, нельзя? — Я
кивнул на остальных сержантов, — обязательно нужно отходить?
— Разговор, скажем так, будет личным, — сказал Барсуков, немного
помолчав, чтобы подобрать слова, — и я бы предпочел поговорить
тет-а-тет.
Я ухмыльнулся.
— У нас на Шамабаде не принято ничего друг от друга скрывать. Не
потому что мы тут все такие открытые, а потому, что даже если
постараешься — не скроешь.
Сержанты переглянулись, но смолчали.
— Так что, если бы вы что-то скрывали, — с иронией в голосе
проговорил я, — то я б не советовал вам это делать. Другие бойцы не
поймут. А когда боец бойца не понимает — всегда какая-нибудь херня
случается.
— Это лишь разговор с глазу на глаз, больше ничего такого, —
покачал головой Барсуков.
— Если ничего такого, тогда говори прямо сейчас, — возразил
я.
Тут даже дисциплинированный Барсуков не выдержал. Оставаясь со
все такой же каменной физиономией, он сказал:
— Слушай, Селихов…
— Слушай, Барсуков, — перебил я его, — ты собираешься со мной
разговаривать, или я до ишачьей пасхи буду ждать?