Мертвым клиентом. Который никак не проконтролирует точность соблюдения договора.
— Уважаю ваш профессионализм, — постаралась скрыть изумление Инга. — Обещаю, что не буду сносить стены и ломать сараи. Хотите, расписку напишу? Я, Вершинская Инга Викторовна, обязуюсь…
— Нет-нет, что вы, — вежливо улыбаясь, попятился к выходу Снегирев. — Это совершенно излишне. Я уверен, что вы со всей ответственностью подойдете к исполнению воли покойной. Всего хорошего!
Сделав головой судорожное ныряющее движение, вероятно, изображающее галантный поклон, Снегирев выскочил за порог и торопливо зашагал к машине. Инга остановилась у окна, провожая его удивленным взглядом.
И что это было?
Неужели провинциальные нотариусы настолько принципиальны? Или Снегирев действительно подозревал, что Инга уже начала разбирать дом по кирпичику?
Вот как приехала — так сразу и начала.
Допив кофе, Инга сполоснула чашку и вернулась к ноутбуку. Нотариусы нотариусами, а перевод сам себя не закончит.
5. Глава 5 Кровавая жертва
Как ни странно, но визит нотариуса пошел Инге на пользу. Буквально пятнадцать минут околоюридического жаргона — и внутренние границы пали, похоронив под обломками неизбывное, как зубная боль, чувство неловкости. Впервые Инга ощутила дом хотя бы немного своим. Да, здесь все еще было неуютно. Да, молчаливая пустота комнат вызывала смутную тревогу. Но хотя бы исчезло ощущение, что вот-вот из двери выйдет баба Дуня — прямая, высокая, с тяжелым холодным осуждением во взгляде.
Воодушевленная внезапными переменами, Инга наконец-то рискнула открыть дверцы шкафа — и выволокла оттуда ворох шмотья, пропахший лавандовыми таблетками и дешевым ополаскивателем.
Бутылка все еще стояла в ванной, за раковиной. Горная, мать ее, свежесть.
Бесформенной грудой свалив на диван кофты, юбки и платья, Инга развесила на плечиках собственные вещи. Пестрые футболки в резном антикварном шкафу были уместны, как школьная коллекция фантиков в Эрмитаже, но Инга усилием воли подавила неловкость. Это ее дом? Ее. Значит, в шкафу должны висеть ее вещи.
Решительно сжав губы, Инга перетряхнула комод, вытащив из него груду растоптанных туфель и новенькие, еще в целлофане, розовенькие плюшевые тапочки. В эту же кучу отправились застиранные желтоватые простыни, аккуратно заштопанные наволочки и толстенные вязаные носки, колючие, как крапива.