Капсула сквозная – с другой стороны
тоже люк, непрозрачно-матовый. Справа голая стена неактивного
сейчас голопространства, вдоль левой стены скромная меблировка в
виде откидных кровати и стола со стулом, также небольшой ящик с
письменными принадлежностями в герметичной упаковке. Дальше на
выдвижной перекладине вешалки запаянный в целлофан желтый
комбинезон – единственное яркое пятно в этой собранной из серого
рифленого металлопластика коробке пенала. Откинув от стены кровать,
обнаружил тонкий матрас из вспененного теплоизолирующего материала
и чуть более толстый брикет подушки.
Присев на кровать, я тяжело вздохнул.
У нашего садовника были собаки-химеры, у каждой из них в вольере
удобств было больше. Да и сами вольеры были больше этой конуры.
Закрыв глаза, я вздохнул еще раз, потрогал таблетку монитора на
виске и только сейчас начал осознавать всю бездну нового
положения.
Не раздеваясь лег на кровать, глядя в
потолок. Одежда – единственное что связывало меня с домом, снимать
ее не хотелось, а переодеться я успею и завтра утром.
Очень хотелось плакать, но плакать
было нельзя.
Патриции не плачут.
Закрыв за новым подопечным дверь
капсулы, командор-маршал Диего Кальдерон невольно передернул
плечами – при всей своей детской внешности, вполне подходящей для
обложки глянцевого журнала для молодых мамочек из модных гостиных
Сарагосы, этот юный красноглазый ублюдок Сангуэса пугал его до
дрожи.
Дон Диего родился в начале двадцать
первого века на Земле, рос обычным ребенком и вот уже более сотни
лет будучи главой инкубатора привык к самым разным детям – умным
или глупым, импульсивным или апатичным, способным или отсталым, но
главное к детям обычным, ведущим себя привычно и предсказуемо.
Когда же приходилось общаться с юными патрициями, особенно с
наследниками-претендентами, дон Диего всегда чувствовал себя не в
своей тарелке.
После того как республиканское
общество было структурировано лестницей пирамиды, все дети
патрициев в разной степени подвергались генетической модификации.
Если же речь шла о претендентах-наследниках, то у них с самого
рождения показатель интеллекта был выше, чем у девяносто восьми
процентов остального человечества – таких детей в далекой молодости
старого наставника называли гениями или вундеркиндами.
Раздумывая об этом, Диего Кальдерон в
очередной раз напомнил себе, что кроме более широкого спектра
усвояемых знаний, никаких сверхвыдающихся способностей эти дети в
большинстве своем без созданных условий не показывали. Иногда даже
наоборот, ведь ум – это не только интеллект, но еще опыт и
эрудиция, в сплаве становящиеся приобретаемой с годами мудростью.
Тем не менее, это понимание не помогало ему сегодня сохранять
спокойствие под пронизывающим взглядом красных глаз. Этот маленький
демон словно чувствовал свое превосходство, смотрел словно бы
сквозь него – дон Диего внутренне опасался, что это он вот-вот
обратится в монстра и вцепится ему в шею удлинившимися клыками.