–
Ну, если ты уверен, что он не учудит ничего, тогда я согласен, –
тяжко вздохнул Жасминов.
–
А сейчас доедай давай, – сказал я, – и сходим в одно
место.
–
Куда? – забеспокоился Жасминов.
–
Орфей, ты же литературой интересуешься? – спросил я, – великой
литературой. Можно сказать, даже эпической.
–
Конечно, – удивился Жасминов, – особенно люблю нашу, русскую
классику. А ещё немецкую поэзию.
–
Вот и замечательно, – обрадовался я, – значит, познакомишься сейчас
ещё с одним произведением. Точнее, с творцом этого
произведения.
–
С кем это? – заинтересовался Жасминов.
–
Тебе имя Эмиля Глыбы о чём-то говорит? – спросил я.
Жасминов отрицательно замотал
головой.
–
Жаль. Очень жаль, – печально вздохнул я, – очень талантливый
драматург.
–
А что он написал? – поинтересовался Жасминов.
–
Великую пьесу. Что-то, связанное с мелиорацией зернобобовых, если
не ошибаюсь.
–
Бред какой-то, – нахмурился Жасминов, – ты сейчас шутишь,
да?
–
Отнюдь, – не согласился я, – доедай и сходим к нему. Есть у меня
несколько комментариев к его творчеству…
–
Будешь бить? – наконец, сообразил Жасминов.
–
Мы же не хулиганы какие-то, – возмутился я и добавил, – буду
хейтить…
- - - -
-
Мешигине* (идиш) – глупый,
сумасшедший
Великие писатели и не менее великие поэты на
протяжении веков претерпевали столь же великие лишения и нужду:
Достоевский часто прозябал в лютой нищете и даже был на каторге,
Жан-Жак Руссо подвергался жёсткому абьюзу от мастера-гравёра, Кафка
страдал от голода, туберкулёза и душевных расстройств, а польский
писатель и поэт Циприян Норвид ослеп в приюте для нищих и был
похоронен в безымянной могиле. Эдгар По, Оскар Уайльд, Говард
Лавкрафт… список можно продолжать и продолжать. Не отставал от
собратьев по перу и Эмиль Глыба. Будущий великий драматург не
изменял литературной традиции и стоически проживал в общежитии
Школы фабрично-заводского обучения.
Контингент вокруг был сплошь суровым и
малокультурным. Ну, а что можно говорить, если соседи обучались на
каких-то там токарей, формовщиков-литейщиков, слесарей, кузнецов
ручной ковки, столяров и монтёров? Ни о какой великой литературе
эти люди даже и не думали. Их не интересовали Гёте и Гейне, они не
знали, чем отличаются Моне и Мане, и даже (о, ужас!) никогда не
читали «Тошноту» Ж.-П. Сартра.
Эмиль Глыба очень страдал, но
терпел.