Громов подходит вплотную ко мне. Рецепторы забивает его древесный аромат одеколона. Жар тела передаётся мне.
Мужчина упирается ладонью в стену, наклоняется ближе. А я невольно засматриваюсь на его тело. На нём же рубашка сейчас треснет, так плотно мышцы обхватывает.
Это не мышцы даже!
Булыжники под одеждой спрятаны. Настолько большие. И, уверена, твёрдые. Но трогать не решаюсь.
– Итак, – произносит, усмехнувшись. – Дохрена та статуя стоила. Больше ста кусков.
– Сто тысяч? – я выдыхаю. Не так страшно. – Сотню я найду. За пару дней соберу. Одолжу. Можно в рассрочку?
– Ты кажется не выкупаешь, малышка.
– А? Нужно сразу выкупить? Я могу позвонить родителям, друзьям. Они скинутся. Я смогу такие деньги собрать.
Громов улыбается, и я замолкаю. Паника вибрирует в горле, отдаёт ударами тока по телу. Кажется, что-то не так.
Я сжимаюсь под взглядом мужчины. Он моё тело изучает так, как будто мы тут не покупку скульптуры обсуждаем.
– Баксов, – огорошивает меня Громов. – Сто кусков баксов, малышка. Даже больше, финальную сумму уточнить нужно.
– Баксов? – уточняю, едва не съезжаю по стеночке вниз.
– А плюс проценты за неустойку.
– Проценты?
– И нужно будет клиенту подарок предоставить, извиниться. Это тоже потянет за собой нехилую сумму.
Мужчина продолжает увеличивать сумму долга, у меня перед глазами темнеет. Таких денег у меня нет. Никогда не появятся.
Сестра неправа была. Органы мне не нужно продавать.
Их всё равно не хватит на погашение долга.
Громила наклоняется. Нагло касается моего лица, сжимает мой подбородок. Подаётся вперёд, прижимаясь к моему телу своим.
Твёрдый. Весь он твёрдый. И огромный! И очень горячий. У меня кожа буквально плавится от этой близости.
– Бабок у тебя нет, – подытоживает Гром. – Как расплачиваться будешь, малышка? На аукцион тебя отправить или предложишь что-то поинтереснее?
– Я нечаянно…
– За нечаянно ебут отчаянно. И, – пока я краснею от этой пошлости, Гром губами задевает моё ухо. Обжигает. – Я бы с радостью именно это сделал. Выбор за тобой. Как именно ты долг отдавать будешь.
Я думать не могу, когда Громов так близко. У меня мысли плывут, исчезают. Сжимаюсь, надеясь уйти от прикосновений.
Я не привыкла, чтобы мужчины так бесцеремонно вторгались в моё личное пространство. А Наилю плевать.
Он чувствует себя хозяином положения. Его ничуточки не смущает, что моя грудь часто вздымается, задевает его.