И это мне говорит девушка, которая не блещет красотой, не обладает сногсшибательной фигурой, да, если честно, то и не особо-то и умная, чтобы вываливать на меня все это. Уж она-то точно не эталон!
Обидно, не передать, как обидно. Даже если это и правда, то она не имеет право разбивать мои мечты!
Или она считает, что рано начатая половая жизнь дает ей это право? Так это еще ни о чем не говорит! Точнее говорит, о ее слабом передке!
Тащу ее за угол, чтобы как можно быстрее скрыться из поля зрения незнакомца. Я уверена, что он даже не посмотрел в нашу сторону, но только мысль, что мог, огорчает…
Затаскиваю Нину в ближайшую кофейню. Оставляю ее за столиком, а сама иду заказывать себе большой стакан капучино, а ей латте макиато.
Парень-бариста улыбается мне, задает будничные вопросы. Я хорошо его знаю, так как часто покупаю здесь капучино, мы можем числиться знакомыми и перекидываться ничего не значащими фразами. Обычно я улыбчива и приветлива, а сегодня сама не своя. Встреча с мистером-идеалом расстроила меня.
Конечно, Нина права, я лишь одна из миллионов обычных девушек-мечтательниц, которые западают на вот таких ярких мужчин. Их не встретишь в супермаркете, в автобусе или в библиотеке пединститута. И уж точно он не заканчивал «физкультуру и спорт», как Семенов.
Киваю невпопад баристе, забираю наши напитки и, даже не поблагодарив, что за мной раньше не замечалось, возвращаюсь к Нине.
-Держи, - ставлю стакан перед ней.
-Маш, ну ты чего? Обиделась? Ну я же не со зла…
Криво ухмыляюсь. Я понимаю, что может она и не со зла, но неприятное чувство точит меня внутри. Увидев его, я обрекла себя на вечное страдание. Нет – это никакая не любовь с первого взгляда, это… это… будто детские замки рухнули, и ты понимаешь, что мир не ванильный, а… Чертовы социальные классы и статусы рулят! Богатые выбирают богатых, успешные стремятся к успешным… Вот именно сейчас я почувствовала себя планктоном, вторым сортом. И от этого… нет, не больно… пусто и горько, а еще, обидно.
Что я могу?
Даже раскрыв все нерешаемые веками математические задачи, я не получу Нобелевскую премию, только Филдсовскую... и то, она проводится раз в четыре года и о ней знают исключительно математики. В лучшем случае я получу ее годам к семидесяти, решив «Гипотезу Коллатца» или «проблему Годьдбаха»… И что? Он будет меня все это время ждать? Да ему уже самому тогда лет девяносто будет! И вот я, старая и сморщенная, протягиваю трясущиеся руки за наградой и посвящаю победу ему? А потом задаю риторический вопрос мистеру-совершенство: «Достойна ли я теперь переспать с тобой? Ой, вами, простите…».