Славить и серп класть после молитвослова было не с руки: одной он девчонку держал, другой – стену…
Дернулся, ожегшись оголившимся запястьем, и на пол загремело. Чан для воды, чтоб дети всякий раз на кухню не бегали. Значит, лестница справа… была. Больше нет. Обрушилось разом, и пол под ногами просел. Барна кинулся в сторону, там воспитательская и балкончик, если повезет… Повезло. Сюда огонь еще не добрался, мешало плотно закупоренное узкое окно, но уже вот-вот. Стоило только рвануть на себя медную ручку, как за спиной, толкнув горячим воздухом дверь, заревело.
Тен’Элек, прыгая, уже дурной был от дыма и полуослепший от огня. А когда под спиной хрустнуло, испугался, что сломал. И сломал, да, лелеемую наставницей тен’Дезсо короткоствольную, но разлапистую и колючую багряную сливу, плоды дающую кислые и мелкие, зато цветущую так, что даже у него, Барны, где-то внутри тянуло и екало, как по молодости.
И до чего сладким был воздух тут, снаружи, и холодным казался таким, словно не летняя светлая ночь над Новым Ведере, а зима где-нибудь в краю Ллоэтине.
Девчонка захныкала и завозилась в руках. Глаза все еще плыли слезами и болели так, будто их вынуть пытались, но Барна разглядел склонившееся над ним лицо дородной Аготы, сменной няньки. Она вцепилась в тлеющий рукав тулупа и тащила его за этот тулуп прочь от полыхающего приюта.
Жалко тренькнули окна первого этажа, огненные щупы выстрелили наружу и вверх, с треском просела непонятно на чем державшаяся до сих пор крыша, и сразу сделалось почти тихо.
– Барна… тен’Элек, – сквозь глухой шум и звон в левом ухе пробился голос одной из младших наставниц, – дайте мне девочку, вы ее сейчас придушите.
Он не глядя сунул ребенка в протянутые руки и стал с остервенением сдирать с себя прикипевший к спине тулуп, и куртку, и жилет… Перчатки снимал – выл. Не понять уже было, где его кожа, а где свиная. Кто-то лил ему воду на руки и заматывал смазанной заживляющей мазью холстиной. От резкого травяного запаха плакать хотелось, и он плакал – дым все еще выходил слезами.
– Ма... кха-кха… – горло драло, как сливовыми колючками, и он зашелся кашлем, пачкая повязки черным и вязким, – малая кхак, жхивая?
– Живая и даже ожогов нет! – ошеломленно воскликнула младшая наставница, пытающаяся напоить трясущуюся, как в припадке, девочку. – Вы просто чародей, тен’Элек…