Глупо, очень глупо, почтенный тен’Малик, тащиться вдоль Черной пустоши с сундуком полным магических штук. Это он, Вейне, со своим куцым даром, не слышит, как звучат наполненные силой камни, а пепельники услышат и пойдут на этот звук, словно крысы за флейтой. Об этом мало кто знает. Эксперимент едва не стоил Эйту его долгой жизни, а его лошади – стоил. И еще Эйт понял, что бегун из него так себе. Он вообще много в чем был так себе.
Вейне пару раз пробирался поближе к голове обоза. Один раз его почти сразу послали лесом и пришлось косить под придурка и делать вид, что искал обозничего. Во второй удалось увидеть сквозь приоткрывшийся клапан край клетки, с двумя пленниками, не разобрать, парни или девчонки, длинноволосые и одеты одинаково: штаны, сапоги. И цепь по полу. Взгляд бугая из охраны купца, того, что его накануне прогнал, не предвещал ничего хорошего.
После этого Кетан и стал следить. Кайтмарен почти все время находилась рядом с ним. Вейне было, в общем-то, плевать, просто коробило, как быстро она сменила грелку.
Опять свара... Уже ближе. Хафтиз, задремавший в седле, встрепенулся, вытянул шею и стал прислушиваться. Самое занятное, что спокойнее всего было именно в охвостье обоза, где ехали лишенные проплаченной охраны попутные –всего четыре телеги и старенький фургон. Они становились на ночевку особняком, разводили общий огонь и готовили тоже вскладчину. Иногда пели, нестройно, но с душой. Вейне казалось, что вздумай он напроситься к ним на кашу со своим куском вяленого мяса, приняли бы, может, кривились бы от его ушей и звали отродьем, но у этого огня было бы куда теплее. Правда, что ли напроситься? Хоть посмотрит на ту, что пела про дорогу…
Безымянная каурая кобыла дернулась, вскидывая голову, и по лошадиной шкуре волной промчался озноб. С ватного низкого неба, танцуя в густом стылом воздухе, падали серые хлопья. Медленно, сонно, но не прошло и пары минут, как дорога полностью скрылась под ними. Пепел оседал на повозках и плащах вместе с густой тревожной тишиной. Запах мокрого пожарища лез в ноздри и рот, оставляя на языке затхлую кислую горечь.
Эйт подставил ладонь и поймал ледяной ошметок, растер в пальцах. Посмотрел направо. Горизонта видно не было – все утонуло в мутном мареве. Изредка проглядывали размытые абрисы одиноко торчащих мертвых деревьев, похожие на тянущих руки людей.