Кусты затрещали, и в Вейне, почти уже выбравшегося на твердое, камнем врезался перепуганный ком и столкнул вниз. Руки Эйт сомкнул машинально, как на салазках, проехался по склону на спине вниз головой, попутно пересчитав лопатками кочки и забив мусором перевязь, уцепился пяткой за корень, и все прекратилось. Очень вовремя. До скопившейся на дне ямины лужи с талой водой осталось всего ничего. За шиворотом и в волосах было полно листьев, в руках попискивающим птенцом шебуршалась нежданная добыча.
Разжал руки, приподнял голову, чтоб рассмотреть, что на него свалилось…
– О! Тан хаш[1]! – дернувшаяся мелочь подбила головой подбородок, и Эйтов затылок встретился с чем-то твердым и неласковым. Добыча сиганула в сторону, Вейне извернулся на бок, подбирая ноги, вскочил и цапнул за мотнувшийся вверх по склону край пальто. Его отблагодарили брызнувшим из-под пробуксовавших ног землей и листьями вперемешку со снегом прямо в глаза, Эйт отшатнулся, но пойманное не только не выпустил, но и повыше умудрился перехватить. От рывка на себя опять оступился, опрокинулся на спину, сполз ниже и таки угодил в лужу. Хорошо хоть ногами. Ему двинули по голени. Эйт рыкнул, перекатился и попытался цапнуть брыкающуюся заразу за шиворот. В край ладони вонзились зубы.
– Все! Хватит! – рявкнул Эйт, зажимая поганцу? поганке? рот той самой прокушенной (до крови!), пропоротой с утра ножом, едва поджившей и заново ссаженной сначала о рукоять скаира, а потом о дерево невезучей ладонью. Другой рукой поперек туловища схватил и ногой ноги прижал.
Обездвиженный… Нет, определенно, девчонка. Сейчас Вейне понял это очень отчетливо, вот прямо рукой и понял. Обездвиженная девчонка замерла, только сопела возмущенным ежом и сердцем стучала так, что и через одежду, и, по ощущениям под рукой, весьма недурную грудь этот стук слышался, а от спины в ребра Эйта эхом отдавался.
– Успокоилась?
В ладонь утвердительно помычали, подумали и ругнулись, не понятно чем, но интонация была соответствующая. Вейне хохотнул и разжал захват. Девчонка скатилась с него, на четырех отползла, села. Растрепавшиеся невнятно-серые волосы, то ли грязные, то ли седые, свисали бахромой из-под сбившегося платка, скрывая лицо, и Вейне видел только узкий упрямый подбородок и обветренные губы.
– И откуда ты, птаха, такая взялась?