Бабушка возмущённо
набрала воздуха, чтобы начать возмущаться, и именно в этот момент я
уточнил:
— Это за 3 месяца
полноценного обслуживания по тарифу «всё включено».
Новая информация почти
моментально успокоила боевую старушку, после чего она уже куда
более миролюбиво сказала:
— Хорошо, с такими условиями содержания — это действительно
весьма щедрое предложение со стороны французской больницы. Я как
раз не успела в этом месяце подарить денег этой твари Уизерби, так
что без малейших затруднений смогу позволить себе оплатить лечение
детей. — Она снова посмотрела на Фрэнка с Алисой, и переведя взгляд
на Ксенофилиуса, требовательно спросила:
— Как скоро их можно будет перевезти?
— Уже завтра на рассвете, — встрял Ксенофилиус, и тут же
пояснил:
— Мой друг прислал точечный, безопасный для пациентов
портал-свиток, так что проснутся они уже в Шартре, под чутким
наблюдением лучших специалистов.
В этот момент Луна мягко отпустила свою руку из моего плена, и
подошла к кровати Алисы, после чего поправила непонятное светящееся
растение, и тихо произнесла задумчивым голосом:
— Франция хороша… Там водятся очень миролюбивые Летучие Эльфы
Рассвета, и по преданиям они помогают исцелять раны души. Они
обязательно помогут твоим родителям, Нев!
Ксенофилиус буквально расцвел, когда услышал эти слов от
Августы. Его длинные седые волосы, казалось, зажили собственной
жизнью от испытываемой радости, а глаза засияли с непривычной для
него, почти детской искренностью. Он схватил край своего нелепого
жилета, и сделал небольшой, почти танцевальный поворот на
месте.
— Чудесно! Просто восхитительно! Вы, мадам Лонгботтом, являете
собой истинный образец здравомыслия и решительности! Абсолютно
правильное решение! Шартр, Святая Женевьева… О, это же центр
гармонических вибраций, идеально подходящих для реинтеграции
рассудка! Мой друг, целитель Флориан, он настоящий виртуоз
резонансной терапии! Я вам клянусь — вы не пожалеете о своём
решении!
Ой, извините, я несколько увлекся… — Он резко оборвал себя,
словно споткнувшись о собственную мысль, и его лицо внезапно вновь
приняло серьезное, практически строгое выражение. Радость сменилась
глубокой озабоченностью, после чего он пристально посмотрел на
Августу, затем на меня, и его голос опустился до едва уловимого
шепота, хотя вокруг, кроме нас и спящих, никого не было.