— Иди-ка переодевайся тогда и причешись, — подмигнула мне мама. — Там на полке в шкафу твои вещи остались, найдешь.
Мама увела Вику на кухню, откуда тут же раздался мужской смех.
Надо же! Пашка Стрехов вернулся. С Пашкой мы знакомы были с детства, росли вместе. Он с родителями жил на два этажа выше нас. Пашка был старше меня на год, а еще все детство и юность был в меня влюблен. По крайней мере, так думали все. Заходил за мной гулять, не давал в обиду другим мальчишкам, в школу провожал, в кино водил… Моим родителям он нравился, и лет с пятнадцати мама намекала мне на то, что мы с Пашкой будем хорошей парой. Только для меня он всегда-всегда был просто другом. Красивый, хороший, надежный… Но друг.
Потом я познакомилась с Костей и выскочила за него замуж. А Пашка уехал. Его родители говорили, что его пригласили в какую-то большую зарубежную нефтегазовую компанию. Пашка был весьма перспективным инженером этой отрасли. Кажется, он много разъезжал по командировкам, работал на нефтяных платформах или еще где-то. Мы не созванивались, не списывались, иногда его мама передавала мне приветы через мою маму. Наверное, Пашка и правда был в меня влюблен, но он никогда ни в чем мне не признавался.
Быстренько переодевшись в джинсы и легкую белую кофту с рукавом три четверти, я расчесала чуть влажные волосы, и вошла в кухню.
— А вот и Ладушка! — обрадовался папа.
Пашка поднялся мне навстречу, вышел из-за стола и сказал:
— Ну, привет, красотка!
— Паша, как я рада тебя видеть!
Мы обнялись.
Я села за стол напротив Пашки, и он тут же налил мне белого вина.
— Да у вас тут пир, — улыбнулась я.
— Пил-пил-пил! — захлопала в ладоши Вика.
— Кому пир, а кому пил, — засмеялся Пашка.
У меня теперь и язык не поворачивался звать его Пашкой. Он сильно изменился. Юношеская угловатость ушла. Он возмужал, стал шире в плечах, накачал бицепсы, которые отчетливо были различимы под тонкими рукавами светло-голубой рубашки. Только волосы остались, как и раньше, непослушными, и Паша по привычки прогребал их пятерней, словно гребешком. Подбородок его украшала густая темная поросль. Как у Костика. Мелькнула тут же дурацкая мысль.
— Паш, да ты стал просто брутальным красавчиком, — засмеялась я.
— Скажешь тоже. Это ты стала еще краше, чем была.
— Куда уж краше, — подмигнул мне папа.