Эндан понял, что этому сейчас тоже предложат родить ежа, а если расспросы продолжатся, то он же сам и предложит, и поспешил прервать поток.
— Дама — музыкант из земной делегации и желает на память о поездке взять что-то, что подойдёт к её интерьеру, — строгим тоном произнёс он, сделав максимально чопорное лицо. — Извольте показать, что у вас есть из подвижных статуэток.
Лавочник всплеснул руками и принялся расписывать мастерство резчиков, поставлявших свои работы в его заведение. Статуэток у него нашлось аж два стеллажа, и, подведя покупателей к ним, лавочник встал рядом, словно декламатор на состязаниях и принялся представлять каждую игрушку, как будто они были соперниками в игровых боях. Алиса по-прежнему пряталась за спиной Эндана, но слушала с интересом и даже пару раз переспросила, когда лавочник не справился подобрать нужное слово на всеобщем — переспросила Эндана, конечно. Шёпотом, на ухо. Зараза, вот тем и плохо, когда женщина высокого роста. Привстав на цыпочки, Алиса почти дотягивалась губами до уха Эндана, и тот чуть не взвился первый раз, когда его шею пощекотало её дыхание. Нельзя же так с людьми! Ещё и ароматом её духов на него пахнуло — чем-то вкусным, орехи там, сладкий цитрус, а Эндан не успел дозавтракать. Нет, её всю надо было просто законодательно запретить! Хоть петицию на имя Ахмад-хона пиши.
Наконец рассказы о статуэтках у лавочника кончились, и он пошёл на второй круг, хватая их по одной и пытаясь обогнуть Эндана, чтобы подсунуть девице под нос.
— Милейший, — прорычал Эндан, сам не понимая, что его так взбесило, — покажите мне ещё… — он огляделся в поисках чего угодно, что не привело бы к разговору о детях, — ваш ассортимент гизиков.
Лавочник тут же бросил деревяшки и метнулся через зал в угол с пёстрыми плетёными шнурками. Следующие двадцать минут Эндан стоически выслушивал про узоры, пользующиеся популярностью в Худуле и окрестностях, их влиянии на удачу, интеллект и здоровье носящего, материалы, краски, жизненный путь мастеров и у кого из них недавно демон задрал овцу, а потом оказалось, что это был не демон, а соседский пёс. Эндан чувствовал себя бравым воителем, защищающим девицу от чудовища, и его от этого мутило.
Наконец, когда он уже был готов прибить проклятого торгаша, по его локтю постучали чужие пальцы. Эндан взвился и чуть не обложил спасённую девицу похуже, чем она — его брата, но всё же успел прикусить язык. Ну вот почему словами не позвать было? Зачем ему ко всем прочим бедам ещё и память о её робком прикосновении?