У меня были легкодоступные подружки, а с той самой встречи у меня никого не было. И я не хотел.
Вспышка яркая выжгла всю дурь и неразборчивость в связях.
Бывает. Жалко, что в девятнадцать, некоторые до тридцати без башни.
Медленно поплёлся наверх. На нашей лестничной площадке хлопнула дверь. Далира спряталась в своей съёмной квартире.
2. 2
Мог бы и эту квартиру сдать. Но мне нравилось, что в посёлке есть, куда завалиться и это не дом родителей. В девятнадцать иметь своё жильё – просто невероятно круто.
Возможно, поэтому лет в семнадцать я всем навязывался, со всеми знакомился, вливался во все компании, а теперь наоборот: меня искали, ко мне в друзья набивались.
Как жизнь меняется! И это зависит от того: есть у тебя недвижимость или нет.
Когда я во взрослую жизнь входил, батя и старший брат Касьян со мной разговаривали на тему, кому я нужен и что с этим делать. Оценив мои умственные способности как в целом неплохие. Отпустили с Богом в свободное плаванье, но приглядывают.
Трёхкомнатная квартира старой планировки. Комнаты маленькие, потолки невысокие. Балкон имелся. Мебель старинная.
Пустая квартира… Я сразу свет включил. Фонарь осветил маленькую прихожую, никак не могу привыкнуть, что на вешалке только мои вещи. Когда-то здесь с братом жил. Брат Миха бросил учёбу, ушёл в армию.
Я один.
И мне страшно смотреть в глубину этого маленького коридора. Мне всё время кажется, что там стоит высокий, здоровый мужик, держит в руке ремень. Бегут по коже мурашки. Я – маленький ребёнок.
Намного раньше здесь жил мой отец – Лисицын Сергей. Очень жестокий. На спине у меня четыре шрама остались — воспоминания о папе. Бил. Недавно я на очередной попойке потерял паспорт и взял отчество и фамилию кровного отца. Это такой вызов своим страхам.
Но он всё равно стоит в конце этого коридора.
Несколько шагов, я везде включил свет.
Батя Гриша забрал меня в приёмную семью, по наводке моей первой учительницы Марии Николаевны. Меня спасли. Теперь у меня куча приёмных братьев и сестёр, родня вся добрая.
Психику лечили мне десять лет, не меньше. И всё, что осталось от садиста — это сны и боязнь одиночества.
Экран телефона сиял беспрерывно. Заряд опять садился. Приходили сообщения, звонков по десять в минуту. Я не отвечал. Мне надо, чтобы они были, все эти люди. Чтобы мне можно было кому-то позвонить, с кем-то тусануть.