Повесив все вещи на себя и проверив оружие, я зашагал прочь от
своего временного убежища. Судя по солнцу, стоявшему почти над
головой, сейчас полдень. Наручные часы, снятые давным-давно с
какого-то немца после расставания с комиссаром и полковниками,
приказали долго жить. На руке только смазанный грязный след от
ремешка остался. Направление выбрал произвольно. Всё равно не знаю
где нахожусь.
К вечеру набрёл на небольшой хутор из полудюжины построек. Он
казался вымершим. Ни собак, ни домашних животных, ни кур с гусями.
Ни людей.
Но и немцев тоже не было видно.
Присмотрев большой сарай с камышовой крышей,
стоящий наособицу, я направился к нему. Дверь была сколочена из
горбылин и крепилась на резиновые широкие полосы, выполнявшие роль
петель. Запиралась на «вертушку». Это такая короткая деревяшка,
прибитая к стене одним гвоздём. Поворачивая и поставив её
горизонтально, можно закрыть дверь, чтобы её не распахнуло ветром
или не открыли животные изнутри. Мелкие, разумеется. Коровы, лошади
и даже крупные поросята без проблем снесут столь ненадёжный
запор.
Внутри было пусто. Только валялся нехитрый крестьянский скарб и
клочки сена. Над половиной сарая расположился чердак. На него можно
было подняться по приставной лестнице из жердей. Что я и сделал.
Там я увидел небольшой ворох сена. Его было достаточно, чтобы
закопаться с головой. Осмотрев здесь всё, я стал спускаться, чтобы
заняться остальной деревней.
На середине лестницы за спиной раздался скрип двери. Не
оборачиваясь, я оттолкнулся от ступенек и прыгнул вниз. Развернулся
уже на утоптанном до каменной твёрдости земляном полу.
Вошедший явно не ожидал меня тут увидеть. Да ещё такого
меня. Это был мужчина лет пятидесяти пяти с короткими волосами и
коротко подстриженными усами и бородой. И то, и другое было сильно
побито проседью. Рост средний, телосложение крупное, но не толстое.
Весь такой крепко сбитый. Ладони что твои лопаты. Невольно подумал,
что он ими, наверное, подковы гнуть может. На нём были надеты
видавшие виды сапоги с завернутыми голенищами, тёмные штаны, рубаха
навыпуск, надеваемая через голову, подпоясанная обычной тонкой
верёвкой, и простёганная жилетка из беленого холста.
- Ты кто такой будешь? И что в моей пуне делаешь? – грозно
спросил он.
- Сам-то чьих будешь, дядя? – ему в тон сказал я и вроде как
машинально перехватил автомат, но так, чтобы ствол уставился ему в
живот.