— Зачем? В Центре дают еду и вещи. Немного, но прожить можно, —
начала я и, увидев насмешку на ее лице, добавила: — Мне Курт
сказал.
— Что он понимает? – усмехнулась Жасмин, вынула из кармана
сигарету, зажигалку, чиркнула пальцем и жадно затянулась. Глянула,
куда сбросить пепел, подошла к окну и рывком открыла скрипучую
раму. – В иные дни у меня не было ни цента. Я не могла заплатить за
квартиру, и старый Фрэнк грозился выкинуть меня на улицу. Вдобавок,
тогда я еще «торчала», и мне каждый день нужны были деньги на
дозу.
«Наркоманка! – решила я. – Этого еще не хватало».
— Осуждаешь? – сморщилась Жасмин и выдохнула дым в распахнутое
окно. – Я уже год как чистая.
Я присмотрелась: красивое лицо с шоколадной кожей, блестящими
глазами и крупными винными губами. Черные волосы упруго курчавятся
вокруг головы. Джинсы и рубашка не новые, но чистые. Вроде не
врет.
— Как я могу осуждать? — я пожала плечами. – Каждый справляется,
как может. Но знай, если тебе будет трудно или плохо – можешь
прийти ко мне. Я – психотерапевт.
Жасмин недоверчиво глянула на меня и вдруг звонко
расхохоталась:
— Живой психолог? Ты не врешь? Я думала, вас давно уничтожили
нейрохакеры. Выжгли вам мозги.
— Как видишь, не всех. Я осталась и собираюсь продолжить работу.
Знаешь место, где можно недорого снять офис?
— Офис в Трущобах? – Жасмин вновь рассмеялась, выбросила окурок
и захлопнула окно. – Да у нас такого отродясь не водилось. Здесь
тебе не Хоупфул-Сити.
— Если не офис, то комнату. Два кресла, стол. Ничего
лишнего.
Она прищурилась, почесала ногтем затылок и неуверенно
сказала:
— Можно в нашей школе. Там полно места. Найдется и для тебя.
На другой день, выяснив, где находится эта школа, я поехала
туда.
Правительство Хоупфул-Сити не выделяло деньги на школы,
расположенные в Трущобах. Ибо Трущоб в городских законах и актах не
существовало. Все, что находилось за пределами городской черты –
уже не относилось к Хоупфул-Сити. У жителей Трущоб был выбор:
уехать, получить гражданство Хоупфул-Сити и отдать детей в
«хорошие» городские школы. Либо сдать детей в систему опеки. Или
оставаться в Трущобах и учиться, как придется. Без надежды
поступить в колледж.
«Кто родился в Трущобах, здесь и останется». И это было правдой.
Редко кому из детей удавалось преодолеть высокий барьер, отделяющий
жизнь изгоя от «светлого пути» гражданина Хоупфул-Сити. Правда,
были те, кто не желал мириться с нищетой и бытовой убогостью и
сбегал в благополучный Хоупфул-Сити. А после, пройдя сеанс в
нейроцентре, забывал, откуда он родом и кто его родители.