Что ей было делать? Уйти? Вернуться домой (это ещё если повезёт добраться живой, говорят же, что из леса нет обратной дороги), сидеть и смотреть на агонию самого дорогого человека, понимая, что могла спасти и пожалела себя? Мать всегда отдавалась семье, жертвовала комфортом и сном ради мужа и дочери. Заслужила ли она такой расплаты? Марта сморгнула набежавшие слезы и неуверенно шагнула к магу.
Новый приступ холодного, едкого смеха ударил ей прямо в грудь, физически сдавив болью где–то под ребрами. Он не собирался ничего ей отдавать! Просто развлекался! Скучно, наверное, вот так коротать дни диким зверем в глухом лесу, а тут– редкое везенье: дурочка пришла с прошением. В самом ведь деле дурочка...
–Что вот так просто? – отсмеявшись уточнил маг. – Не зря говорят, что селянки глупы, как курицы. А если после расплаты я решу не платить по счетам? Только дурочка поверит на слово магу. Тем более сумасшедшему, – он прекрасно знал, что о нем говорят, хоть эти ограниченные людишки, чьи заботы вертятся вокруг скота да посева, совершенно не волновали. Что понимали они в этой жизни, кроме календаря посадок, рассчитанного заезжим ведуном за три золотых монеты, собранные податью со всех домов в округе. Маг поморщился, схватил тонкую руку глупой этой девчонки и Марта ощутила, как проваливается в черноту.
–Какая дурость эта твоя жертвенность, – по лицу мага скользнула тень, будто говорил он о чем–то, что сам хорошо знал. Пальцы все ещё крепко держали ее запястье. Воронка портала выплюнула их в саду. По крайней мере, выглядело все как сад. Заброшенный, зачахший, будто оставленный без присмотра дворовый пёс. Марта подняла голову – над ними поблескивало стекло тепличной крыши, покрытое пылью и кое–где даже плесенью.
– Ты вылечишь мать, – маг вдруг сделал паузу и поправился, – ДОПУСТИМ вылечишь. Тебя станут звать шлюхой, подстилкой спятившего мага. Двери дома и окна покроются коровьим дерьмом, непременно обновляемым, как только прежнее подсохнет: шлюшка мага должна отвратно вонять. Так чтоб за версту знали, в чем ее грех. На тебя и на мать твою станут смотреть со смесью злобы и отвращения. Хорошо, если не кидать комьями грязи. Друзья отвернутся, в помощи откажут. И однажды ты услышишь, как ночью спасённая тобой будет рыдать, причитая, что не сдохла, когда призывали боги, – голос его стал жёстким и почему–то тихим. Хотел ли маг напугать её ещё сильнее? Зачем говорил все это, разве есть в том ему выгода? Забрал бы, что дают и дело с концом!