–Когда я сказал, что кормить его придется кровью, это не было шуткой, – Марта вздрогнула от тихого, вкрадчивого голоса, ощущая отчётливо, что ее попросту заманивают в ловушку. Едва оказавшись в гостиной, маг тут же отпустил ее руку. Казалось, ему противно лишний раз даже соприкасаться с нею. – Луноцвет – плотоядная тварь, питается силой хозяина.
–Но во мне нет магии, – отец всегда так говорил, Марта ему верила, пусть и слабенький, но с искрой, он в таких вещах разбирался.
–Видимо, кровь вкусная, – от холодной усмешки мороз пролез за шиворот платья. Марта поежилась и зачем–то по–детски глупо, трусливо отшагнула назад. – Придется тебе у нас погостить, Марта. – перспектива так себе, конечно, но надо же как–то вырастить цветок. Если в самом деле нужно будет кормить его кровью (звучало дико даже без учета, что ее собственной), то уйти обратно нельзя, даже если допустить, что ей позволили бы.
– Аэрн! Проводи гостью в ее комнату, – в гостиной, еще минуту назад пустой, вновь появился странный старик. Материализовался прямо из воздуха. “Все–таки тоже маг”, – подумала Марта. – “Но вряд ли отец. Отцу так не приказывают. Впрочем, кто его разберет? Может, мерялись силами, как у магов обычно положено, и теперь старик подчиняется более молодому и умелому”. Даже мысль эта казалась кощунственной. Она бы никогда не посмела отцу нагрубить и уж точно сделала бы все, что могла, лишь бы в старости он не ощущал себя покинутым, ущербный и ненужным.
–Госпожа, – дворецкий (Марта все–таки решила так его звать), едва заметно кивнул магу, повернулся к гостье и махнув рукой в сторону лестницы на второй этаж, пошел первым, показывая дорогу.
Ковер на ступенях мягко заглушал шаги. Когда Марта обернулась с балкончика, хозяина замка внизу уж не было. Она вдруг подумала, что так и не узнала его имени.
–Луноцвет дал побег, – зачем–то сообщила она в спину проводника. Как будто пыталась оправдать свое присутствие в доме, не сразу осознав, КАК это звучит. Выходит, раз цветок есть, то и оплата потребуется согласно договору. Краска стыда лизнула щеки. Отчего–то так не хотелось, чтобы старик посчитал ее распутной или готовой вот так легко расплачиваться, чем наградила природа. Тем более, что наградой ее сомнительные богатства назвать не поворачивался язык. Куда ей до красавицы с болезненной белизной кожи, упрямо не желавшей загорать под ласковым местным солнцем?