Отмахиваюсь от таксиста, резво выскакивающего из машины и открывающего дверь, принюхиваюсь к потоку воздуха, выбирая направление, и ныряю во двор, через который можно выйти на набережную. Пара поворотов, метров пятьсот неспешным шагом, и передо мной бликует палитра закатных красок, живыми мазками разбросанная по воде.
Облокачиваюсь на парапет, любуюсь буйством красок и почему-то хочется закурить, хотя никогда этим не увлекалась. Так, попробовала разок, чтобы не отставать от девчонок из класса. Помню, мутило меня тогда до ужина и вырвало после гречки с молоком. Вывод был сделан однозначный — больше никаких сигарет. И гречка в соитие с молоком ушла из меню навечно.
Я ловлю свой дзен, растекаюсь по поверхности течения и как будто уплываю от суеты города. Мимо проносятся автомобили, лениво прогуливается народ, перед глазами мелькают борта речных трамвайчиков, чайки с голодным криком бросаются вниз. Где-то в сумке пиликает телефон, но мне не хочется возвращаться обратно. Я как та чайка, ударившаяся об воду и свободно взметнувшаяся ввысь.
Резкий, мужской смех сдёргивает с высоты и болезненно приземляет на землю. Слишком близко, слишком громко, словно над ухом, и от этого сердце бьётся в испуге о рёбра. Мой дзен и невесомая умиротворённость с треском плюхаются под ноги и с бульканьем идут на илистое дно.
— Такая красивая девушка и скучает в одиночестве, — врезается в меня банальный подкат, и я собираюсь его проигнорировать, но внедрившаяся в моё пространство рука, уверенно расположившаяся на гранитном уступе, привлекает внимание.
Крупная ладонь с выпуклыми венами, тронутая золотистым, не московским загаром, с тонкой вязью иероглифов по запястью, частично прикрытой кожаной плетёнкой с красными и зелёными фенечками. Чистая, мужская сила, фонящая звериной хищность. У дяди Паши, работающего лесничем и любящего охоту, были такие же руки.
Поворачиваю голову на звук и пропадаю. Что там пишут в женских романах? Увидела, утонула, забыла, как дышать… Ерунда. Мир враз становится ярче, стоит погрузиться в зелень глаз, сердце захлёбывается от объёма крови, впрыснутого в него, небо и звёзды становятся доступнее и теряют своё неземное превосходство, уступая роль центра вселенной ему.
Тёмная, удлинённая чёлка небрежно свисает на лоб, густые брови выстроились в ровный разлёт, острые скулы и пухлые губы довершают образ ловеласа, а ямочки на щеках от улыбки способны свести с ума любую женщину. Вот и я, кажется, стремительно теряю разум и растекаюсь по парапету.