Шведов накрыл мою руку и чуть на себя потянул. Я в панике билась, а он улыбался – надо же! И так его эта улыбка преображала. Я уставилась на него, как зачарованная.
– Я понял.
– Правда, не знаю, что бы без тебя делала.
Семен погладил мои пальцы и осторожно провел вверх по руке, плечу, коснулся шеи. Чуть придавил пугливо трепыхающуюся венку. И что-то такое мелькнуло в его глазах… Чисто мужское. Что у меня сердце замерло. И душно стало, и тревожно, и неловко ужасно, а еще очень-очень жарко.
– П-пойду. М-мама, наверное, уже волнуется.
– Только мама?
– Папа умер. Я поздний ребенок.
– Познакомишь?
– С мамой? Ты что… – испугалась я. – Вот так сразу?
– Ну а почему бы и нет? Будет знать, с кем ты – не будет переживать.
– А… – хлопнула я глазами, – … ты хочешь встретиться? Еще раз?
– Конечно, – Семен наклонился и целомудренно поцеловал меня в щеку. – Я напишу.
Его поцелуй до того меня растревожил, что я пулей вылетела из машины и чуть было не убилась, забыв о высокой подножке. Обернулась, хлестнув себя по лицу кудрями, и, поймав его волчий взгляд, торопливо засеменила к дому. А уже в подъезде, привалившись спиной к прохладной металлической двери и отдышавшись, сообразила, что номер-то он у меня так и не взял! Сначала расстроилась, просто до слез. Потом вспомнила, как он на меня смотрел, когда думал, что я не вижу, и убедила себя, что это и к лучшему. Уже тогда мелькнула мысль, что Шведов этот не так прост, как кажется. И ко мне у него… тоже все не так просто.
– Верочка, это ты?
– Да, мам! Я.
– Ну, ты куда пропала, ребенок? Я уже начала волноваться.
Я зашла в кухню, мама как раз накрывала на стол. Все бросила, подбежала ко мне, обняла. Отношения у нас были очень теплые, несмотря на то, что мама порой просто душила меня своей заботой.
– Я же тебе написала. Все нормально. Мы просто сходили погулять с друзьями. Кстати, я не голодна.
– Ну а экзамен как? Ко мне Лида приходила, говорит, Мишку ее грозят отчислить. Я сразу тебя вспомнила. Распереживалась.
Значит, мне не почудился аромат корвалола. Я металась взглядом по нашей крохотной кухне, не зная, как быть. Соврать? Сказать, что исправила? А если мое обращение в милицию ничего не даст? Я даже не знала, что хуже. Если оно ничего не даст, или если, не дай бог, всплывет, дойдет до мамы. А у нее сердце слабое. И так жутко стало! Я почему-то совсем не подумала о том, какой может скандал подняться. Обида застилала глаза. Но теперь-то, теперь… Боже.