Более-менее комфортно мне было лишь в обществе людей, которые не знали о моей операции. Среди коллег. Или тех же студентов. Ну ладно. Кого я обманываю? Конкретно в обществе Никиты, который смотрел на меня с все тем же шальным обожанием.
– Спасибо. Вкусно, – пробормотала я, не съев и половины. – Побегу.
Шведов проводил меня хмурым взглядом, но все же встал из-за стола, когда я поднялась. Он так стеснялся своего прошлого, что порой слишком буквально воспринимал предписания этикета. Я задавалась вопросом, для чего он с таким маниакальным упрямством им следует? Чтобы все забыли, откуда он вылез? Или чтобы он сам забыл... Хотя, если честно, мне кажется, рос он, как и миллионы других мальчишек по всей стране – на улице. Я тоже чуть-чуть застала то время, когда родителям было не до детей – они впахивали за три копейки как дурные, и все мысли были не о том, как этих самых детей воспитывать, а как их, блин, прокормить. Ничего стыдного в этом не было. Как-то же мы выросли, как-то стали теми, кем являемся. Не сломались…
Перед выходом задержалась у зеркала. Достала из сумочки бордовую помаду, накрасила губы и довольно кивнула.
– Ого, – прокомментировал Шведов, выходя из-за спины.
– Умывать будешь? – спросила я. Семен предупреждающе прищурился, видно, не сразу догадавшись, откуда у этой моей претензии растут ноги. Скорей всего он ведь даже не запомнил тот эпизод, слишком незначительным он был для Семена. А я с какого-то момента, кажется, вспомнила вообще весь негатив, какой в наших отношениях был… Семен моргнул. Развернулся на пятках и скрылся в недрах квартиры. Если бы я вела счет нашим битвам, эту победу можно было смело записывать на свой счет. Но я не вела, более того, уже очень давно я не испытывала от них никаких положительных эмоций. Да даже банального удовлетворения.
Апатия усиливалась. На этот раз в универе не удалось взбодриться. В голову лезли воспоминания. О том, как я сама здесь училась, и как от меня стали шарахаться после тех сплетен, что это из-за меня Бутанову «сломали жизнь». Впрочем, когда шарахались – это еще полбеды. Хуже, когда стали заискивать и в друзья набиваться. Нет, может, конечно, кто-то мне совершенно искренне симпатизировал, но я уже никому не верила. И во всем искала подвоха. Где-то к курсу четвертому та ситуация стала подзабываться, напряжение спало, и мы постепенно снова стали общаться, но даже тогда я намеренно сохраняла дистанцию и никого к себе близко не подпускала. И, в общем, как-то так вышло, что осталась я совсем без друзей.