– Очень вкусный стол получился! Все объелись. Холодец только целым остался. Давай я его в холодильник унесу, пока не растаял.
– Да уж! Холодец нашим стартаперам не зашел! – усмехается Соня.
– Макс на него даже смотреть боялся! Сказал, что не понимает, зачем есть застывший холодный бульон из копыт, а сам налягал на хамон, – смеюсь. – Такой брезгливый австралиец!
– До моего Ники ему далеко. Того от селедки воротит, поэтому «Шубы» на столе нет. Суши он уплетает, устриц лопает, а на селедку фукает. Мажор!
Соня закатывает глаза, я кривлюсь и передразниваю Доронина, мы хихикаем, как две школьницы на переменке. Чутье меня не подвело: мне очень комфортно в общении с этой милой девушкой.
– Как у вас тут весело! – подает голос спускающаяся с лестницы Арина.
– Тебе полегче, дорогая? – участливо интересуется Софи.
– Выпила таблетку, стало лучше. Постоянно живот тянет, устала уже, а только четвертый месяц пошел.
– Ну хоть токсикоза нет. А я по вечерам совсем не ем и все равно каждое утро глядя в унитаз встречаю, – кривится София.
– Меня первые два месяца тоже мутило от еды и особенно от кофе, который до этого обожала. Так и не пью его, – жалуется Арина.
– Токсикоз – это жуть, – подтверждаю я, не подумав.
София поворачивается ко мне и выгибает брови, Арина округляет глаза:
– У тебя он тоже был?
Я бледнею, кажется, но быстро беру себя в руки:
– Помню, как маме было плохо, когда она сестренку носила.
Ненавижу врать, но тут какие варианты? Рассказать двум беремняшкам, как в восемнадцать собиралась сделать аборт, а потом напилась таблеток и получила выкидыш и кровотечение, от которого чуть не умерла?
Мне удалось вычеркнуть из памяти подробности той страшной ночи, но не забыть сам факт. Я живу с пониманием, что совершила страшный грех и не могу перестать винить себя за малодушие. Прямо сейчас София рассказывает, как носила дочку, и я опускаюсь в свой персональный ад. Никита Гордиевский в тот момент женился на другой и ждал с ней сына, а Соня была совсем одна, но рискнула оставить ребенка. Она смогла, а я струсила и мне горько вспоминать и думать об этом. Ребенку могло быть уже целых четыре года. Макс о нем не знает и не узнает никогда.
– Мами, я бер-ру с собой куклу Лисы, – громко заявляет появившаяся в гостиной Николька.
Софи закрывает болезненную для меня тему и переключается на дочку: