— Ого, — он удивился. — Есть цели?
— Есть одна, в самый раз по нему, надо будет работать. Сначала
работаем с этими, а потом с теми, кто у нас на очереди.
Я поздоровался с бабушками у входа во второй подъезд и пошёл
наверх. Отсутствие замка на входе сразу сделало это место
излюбленным для всей окрестной молодёжи. Это видно по
многочисленным рисункам на грязных стенах, надписям и следам от
горевших спичек.
Хотя кто-то из здешних «художников» рисовал неплохо, у остальных
рисунки больше напоминали наскальную живопись первобытных людей. Ну
и помимо знаменитого слова из трёх букв были и стандартные
обвинения, что «Юра — лох» и что Катька — девушка с пониженной
социальной ответственностью, только одним грубым словом,
нецензурным. Ну и названия модных музыкальных групп повсюду, от
Металлики и Продиджи до каких-то коллективов, которые через
двадцать лет никто и не вспомнит.
Сильно накурено. Тощий парень в майке с тюремными наколками на
плечах смолил «приму» на третьем этаже, а на четвёртом чумазые
пацаны пыхали «кэмэлом» и громко при этом кашляли, но всё равно
понтовались. Стащили где-то пачку. Короче, жизнь в подъезде
кипела.
Я поднялся на пятый этаж, сразу постучал в дверь и нажал на
звонок. Он отозвался противной трелью. Стучал я долго и настойчиво,
не отпуская кнопку звонка. Так обычно только менты и бандиты
делают, ну а я под них маскируюсь.
— Иду! — раздался недовольный женский голос. — Иду же! Господи,
да хватит уже! Голова болит.
Вскоре дверь была открыта. На меня смотрела уставшая женщина лет
тридцати, недавно из душа, судя по мокрым волосам, завёрнутым в
полотенце. Значит, пошла в душ сразу после визита ментов. На ней
серая вытянутая футболка, под которой нет лифчика, что сразу
заметно по формам, и короткие шорты. В целом, симпатичная, но
слишком уж потасканная жизнью и усталая.
— На дому больше не работаю, — отрезала она прокуренным
голосом.
— А тех двух принимала. Пошли поговорим, — я показал сделанную
сегодня корочку. — Подставят они тебя, девочка, эти два кадра.
— А то я не знаю, — произнесла проститутка (а кто это ещё), и
шагнула назад, пропуская меня.
Квартира у неё однокомнатная, бедно обставленная, никаких
украшений на стене, вся утварь — дешёвая и пыльная. В комнате
только советский продавленный диван и вечная югославская стенка, в
которой ничего не было, кроме пыльных фужеров. Один ковёр висел на
стене над диваном, ещё один лежал на полу, наверняка скрывая дыры в
протёртом линолеуме.